Одиночка
Шрифт:
— Мама как? — буркает отец, усаживаясь напротив. — Живет еще со своим?
— Живет конечно, — безжалостно подтверждаю я. — И будет жить еще очень долго. Олег ее на руках носит.
Ничего не ответив, отец сосредотачивается взглядом на яичнице. Есть ли вероятность, что он до сих пор любит маму? И действительно ли любил, если позволил зависимости победить?
— Она тебе привет передавала, — в очередной раз вру я, смягчившись.
Кажется, отцу это нужно. Знать, что в мире, помимо меня, еще есть человек, которому
Отец кивает. Он всегда кивает, но никогда не просит передать ответный привет. Может быть, потому что чувствует себя виноватым. Никак не откажусь от привычки его романтизировать.
— А у тебя молоко есть, пап? Чай слишком крепкий.
Ответ отца перебивает хлопок входной двери. Вздрогнув, я резко оборачиваюсь. Неужели забыла ее закрыть?
— Сейчас проверю, что там, — бормочу, вскакивая с места. — Сиди.
«Может быть, ее сквозняком захлопнуло? — думаю я по пути в прихожую. — Ну или же…»
Там «или же». На пороге стоит Адиль. В очередной дорогущей толстовке и джинсах. Сегодня без бейсболки.
— Привет, — здоровается он первым, задерживаясь взглядом на моих босых ступнях. — Сиделка сказала, ты заходила.
Сердце снова разгоняется, заставляя кровь прилить к щекам. На обратном пути я решила к ним не заходить и обратить, наконец, внимание на знаки. А Адиль взял и поднялся сам.
— Да. — От волнения неловко прячу руки за спину. — Хотела узнать, как твоя мама… и заодно поговорить.
— Мать нормально. Назначили новый курс таблеток. — Адиль меняет тон, звуча на удивление благодушно — Где ты поговорить хотела? Можно у меня в машине.
Пока мы спускаемся по лестнице, меня бьет дрожь, хотя я накинула куртку. Это от волнения. Для рассказа отом, что Дима всё знает, необязательно выходить на улицу — можно было сообщить и в подъезде. Я хочу сказать больше, но по-прежнему не знаю, с чего начать.
Коротко стриженный затылок маячит перед глазами: Адиль идет на несколько ступеней впереди. Ладно, как-нибудь разберусь. Он ведь сам предложил пойти к нему в машину — может быть, ему тоже есть что мне сказать.
— А… — растерянно роняю я во второй раз за это утро, глядя, как Адиль подходит к двери припаркованного мерседеса.
Не слишком разбираюсь в автомобилях, но и моих скромных знаний хватает для того, чтобы определитьдругую модель. Эта машина больше и длиннее.
Заметив, что я мешкаю, Адиль приподнимает брови:
— Садиться будешь?
Незаметно кивнув, я дергаю ручку и ныряю в салон. Да, машина новая — этот запах сложно перепутать в другим. Да и коврики не затоптаны.
— Это твоя?
— Моя. — Царапнув меня взглядом, Адиль несколько раз тычет в экран бортового компьютера. — Той три года было, решил поменять.
Видимо, на покере действительно можно неплохо зарабатывать, если он может позволить себе такие покупки. Скорее
— О чем хотела поговорить?
Бесшумно выпустив из легких воздух, я сосредотачиваюсь на носах своих ботинок. Почему-то, когда Адиль разговаривает так, начинаю нервничать еще больше. Без попытки подколоть, без небрежности в голосе. Будто ему больше нет нужды защищаться.
— Я зашла, потому что хотела узнать, как дела у твоей мамы, и заодно предупредить… То есть сообщить, что я рассказала Диме про случившееся в туалете. Если ты, конечно, еще не в курсе.
Приходится поднять голову и посмотреть на него. Мне нужно видеть реакцию: знал ли Адиль, а если и знал, что обо всем этом думает. Шокирован, считает меня дурой или наоборот — приветствует честность? Или ему безразлично… Мне нужно знать.
Наши глаза встречаются. Нет, шокированным Адиль не выглядит, но и на то, что ему наплевать, не похоже. Он точно не знал — я вижу это по напряженной складке, залегшей между бровями, и по тому, что во взгляде появилась пытливость. Мы оба ждем реакции друг друга.
Так проходит долгих несколько секунд, у меня начинают слезиться глаза. Адиль не сводит взгляда с меня, я — с него. Самая настоящая игра в гляделки.
Побеждаю на удивление я. Адиль сдается первым.
— И что Дима? — спрашивает он, дернув плечами.
Нужно просто рассказать как есть. Рассказать, что собиралась вернуться к себе в квартиру, но Дима предложил перемирие. Я устала играть. Готова сделать подачу, но Адиль должен хотя бы отбить. Он ведь не дурак и прекрасно меня знает.
— Ему, конечно, было больно… — начинаю я и смолкаю, потому что в этот момент раздается телефонный звонок.
Звонит мобильный Адиля.
Он смотрит на экран с немым раздражением, но, увидев номер абонента, смягчается.
— Да, привет. Срочно? — бросает отрывисто и, поморщившись, толкает дверь локтем: — С-сука, точно. Извини. Забыл.
Обернувшись, Адиль смотрит на меня:
— Подождешь пару минут? У меня вопрос срочный.
Киваю. Да, конечно. Я никуда не тороплюсь. Заодно будет время собраться с мыслями.
Прижав телефон к уху, Адиль выходит на улицу и начинает расхаживать вдоль капота. Теперь в тишине салона отчетливо слышен шум моего взбудораженного сердца. «Хватит так нервничать, — цыкаю я на себя. — Адиль соучастник и должен знать правду. К тому же он сам спросил, как Дима».
Наблюдая за ним через лобовое стекло, машинально поглаживаю хромированный ободок консоли. Тактильные ощущения меня успокаивают. Перебираюсь на гладкую кожу подлокотника, надавливаю на крышку. Машинально. Отчим тоже водит мерседес, только внедорожник, а в подлокотнике у него обычно лежат жевательные конфеты, которые я беззастенчиво ворую.