Одинокие души не попадают в рай
Шрифт:
С берега наползает холодной волной вечерний туман. И для него и для нее прошлое и будущее теряется в молочных разводах. Так многое неясно, но у них нет ничего, на что можно было бы опереться и выяснить истину.
***
Белла чувствует, что они застыли рядом с пропастью, меж двух истин. Каждый стоит на своей стороне. Кому-то нужно сделать усилие и пойти вперед. У Эдварда больше доказательств. Больше свидетелей. Его отец и мать. Они отлично помнят Беллу и могут подтвердить историю сына. И, между прочим, его отец – доктор Каллен. А его сестра – та самая гадалка Элис. После их знакомства – если это можно назвать знакомством, они ведь были знакомы – многое становится ясным. Хотя бы «видение» Элис о будущем – эта обманщица специально заманивала Беллу на бал. Поведение доктора тоже проясняется. Белла подслушивает спор дочери и отца на
Мать Беллы умерла, когда ей было пять лет, отец – несколько лет спустя.
– Она умерла от рака, - Белла говорит тихо. Ни к чему кричать, от этого ее слова не станут убедительнее. У нее нет фактов. Только воспоминания, которые могут оказаться обманом. – Отец страдал и быстро терял здоровье.
Белла пробует найти друзей. Но почти все они остались в Аризоне, и хоть они прожили в особняке два года, с новыми знакомствами у нее складывалось не очень хорошо. Она была настолько цельной, переполненной любовью Эдварда, что ей не требовалось большего. Она не хотела разделять свое время между мужем и кем-то еще. В общем, она вела довольно замкнутый образ жизни. У ее двойника друзей было много, все они повторяли историю Эдварда, спрашивали, где она была пять лет, удивлялись, потом приходили в смущение оттого, что она их не помнила. Некоторые жалели, полагая, что у нее какой-то хренов посттравматический синдром. Или делали такие лица, как будто считали, что на нее напали и она получила по башке. В общем, все видели единственное нарушение реальности в ней самой, тогда как Белла продолжала считать реальность извращенной. Она боролась с невидимыми врагами то ли за свое право быть, то ли за то, что считала истиной.
Странно, но единственным, кто хотел ей поверить, был Эдвард. Сначала это вызывало у нее непонимание. Разве не должен он убеждать ее в обратном, вернуть в семью? Ему, наверное, следовало поместить ее в лечебницу, чтобы лекарства и время сделали то, что должно. Но Эдвард никогда не настаивал. Он быстро перестал говорить о ней, как о своей жене. Она почувствовала, что он провел границу, разделил – хоть и далась ему эта операция нелегко, через боль и слезы – разделил двух Белл.
Он тосковал и любил первую и, похоже, не мог прийти к однозначному мнению по поводу второй. Он, как слепой, нащупывал путь. Белла ловила его долгие задумчивые взгляды. Иногда слышала, как тяжело он вздыхал, когда, закрыв после его ухода дверь, стояла по ту сторону и не решалась вернуться в пустоту комнат. Он тоже долго не уходил, словно боролся со своим желанием остаться, сказать больше, но не мог этого сделать.
Со временем она стала лучше его понимать. Видеть перед собой лицо того, кого любишь, и не иметь возможности даже прикоснуться, обнять. Любое случайное касание приносило нестерпимую боль, оно, как ожог, напоминало о прошлом. О том, которое у каждого из них было своим.
***
Белла испытывает благодарность, когда Эдвард первым просит у нее разрешения прикоснуться. Он знает, что причинит боль ей и сделает больно себе. Ее согласие удивляет его. Рука дрожит и замирает в воздухе. До этого они старались держаться так, чтобы не ощущать даже тепла, исходящего от тела собеседника. Одно легкое движение – пальцы невесомо касаются ее щеки – но сила его такова, что может сломать горы, разрушить земную кору. Белла прижимается щекой к его ладони и прикрывает глаза. Теперь она видит больше различий. Его руки чуть более осторожные, нервные. Он не спешит, но всегда волнуется.
Факты продолжают выступать против Беллы. Дом оформлен на нее, но деньги были внесены наличными. Банковской карты у нее нет, потому что она не имела работы и необходимости пользоваться пластиком не возникало. Деньги давал Эдвард. Но главный удар поджидает их на кладбище. На могиле Эдварда и Несс исчез памятник. Сторож говорит, что подобное иногда случается. Ему даже не хочется изображать на лице сочувствия. Белла требует записи, чтобы установить личность погребенных. Доказать самой себе – там, в этой могиле, ее семья. Как выясняется, все бумаги забрал то ли из мести, то ли еще по каким причинам уволившийся работник.
Не менее странная ситуация с бумагами и в полицейском архиве. Все
Лежа вечером в кровати, Белла перечисляет в уме отличия. Крохотные и хрупкие, как мыльная пленка. Расхождения на уровне интуиции. Он не ее Эдвард, но когда он рядом – ей легче. Наконец-то есть человек, испытывающий те же чувства. О чем бы они ни говорили, они отлично понимали друг друга. Он потерял жену, она потеряла мужа. И каждый день они – жена и муж – снова встречаются.
– Я не могу это объяснить, - говорит Эдвард.
Они побывали в архивах. Они посетили школы, в которых Белла училась и какие смогла вспомнить. Но школ было много, после смерти отца ее воспитывали какие-то дальние родственники, то тетки, то сестры чьих-то там мужей. Все они были больше озабочены выпивкой, развлечениями и собственными семьями. Школ было много, но это просто стены, коридоры. И совершенно чужие люди. А со всеми официальными документами непременно происходило какое-нибудь несчастье. В общем, пустых кабинетов, тоски и усталости было много, а толку мало. Измотанная Белла сама отказалась продолжать, она и без того перестала верить в реальность собственных воспоминаний.
Пробежавшее стремительным потоком время принесло ей только одно облегчение. Сначала это казалось невероятным, но спустя полгода она увидела перед собой совершенно иного человека. Ее перестало отвлекать и смущать внешнее сходство. Перед ней открылось нечто, лежавшее глубже. Из общения исчезла неловкость. Да и вспоминать о прошлом в свете недавних неудач хотелось все меньше. Теперь у нее с другим Эдвардом вроде как появилось и свое прошлое. Общее для них двоих. Свои темы для мрачных шуток. Они часто стали обсуждать случившееся именно в таком ключе. Смеялись, боясь заплакать. Говорили, что было бы здорово найти объяснение, спрятанную в подвале дома машину времени или встретить злого мага, который с ними это сотворил. Но в жизни был какой-то напряг и с машинами, и с магами. Жизнь упорно молчала и не давала ответов. Жизнь могла предложить им только одно – подстраиваться под новые обстоятельства. Не помогая и не делая поблажек. Последний раз они говорят об этом осенью. Глядя на больную увядающую природу, трудно удержаться от мрачных мыслей и пустых размышлений. Хочется стать частью всеобщего уныния. Пиная камешек по мокрой дорожке, Белла говорит первое, что приходит в голову.
– А может быть, это наказание.
– Для тебя или для меня? Впрочем, для меня… - Эдвард делает паузу, во время которой они проходят мимо скамейки с парочкой влюбленных. Белла с грустью смотрит на незнакомцев, пожирает их любовь. Она ведь могла бы стать счастливой. А потом вспоминает про аварию. Нет, не могла бы, счастье у нее отняли. Не будь двойника Эдварда, что бы она делала? Как долго сопротивлялась одиночеству? Умерла бы она или продолжала жить? Да и какая это была бы жизнь. Мучение, пустота, которую она не в силах заполнить. Одинокий человек не может быть счастлив. Как-то давно Эдвард сказал ей, что одинокая душа не может попасть в рай, и поэтому всю свою жизнь она ищет половину, соединившись с которой сумеет достичь высшей цели. Но разве в таком случае души могут разлучаться? Какой смысл обретать что-то для того, чтобы потерять. Как будто чиркнуть спичкой в темноте, осветив мрак на одну секунду. Белла смотрит на своего спутника и тот продолжает:
– Для меня это второй шанс.
– Проще всего было бы списать все на сумасшествие.
– Только если мы оба сошли с ума. У твоей истории нет доказательств, но я слишком хорошо знал другую тебя, чтобы теперь ошибаться.
– За пять лет я могла измениться.
– Ты не могла поменять все свои вкусы. Кроме того, в тебе иногда проскальзывает что-то такое, чего вообще не было в прежней Белле.
Эдвард вздыхает.
– Иногда мне кажется, что или прошлое происходило во сне, или же настоящее – это сон. Но самое страшное, я уже не уверен, что предпочту второй вариант.