Одинокие в раю
Шрифт:
Грин Тимофеевич даже придержал шаг… Но вера в удачливый день недели пересилила, он поднял трубку. И тотчас милый женский голос окончательно подавил страх сомнения. Завороженный удачей, он не сразу вник в смысл услышанного…
Контора у Таврического сада? Какая Тамара? При чем тут его дача? Какие зеленые насаждения? Грин Тимофеевич хотел было прекратить не очень понятный разговор, как им овладела идея: а что, если незнакомка помоет в квартире окна? И не надо будет обращаться к дворнику Нафтулле или к свиристелке Сяскиной, одалживаться… Решившись, Грин Тимофеевич предложил незнакомке прийти к нему на переговоры. Об истинных намерениях он умолчал: мало ли, вдруг перспектива мытья окон отпугнет Тамару, пусть придет,
Грин Тимофеевич положил трубку на рычаги телефона. Настроение улучшилось.
– Ну что, чебурашка?! – обратился он к ушастому лику телефона. – Жить можно! Только я, пожалуй, побреюсь. Встречу даму. А то совсем расползся, старый пердун.
Пердун, конечно, он пердун, только не такой уж и старый, десять лет как на пенсии. Отец его, капитан дальнего плавания Балтийского пароходства Тимофей Зотов, протянул до восьмидесяти девяти, а матушка Раиса Ивановна просидела в экономическом отделе морского порта до семидесяти пяти в полном уме и здравии. И ушла вслед за отцом не по немощи, а от тоски… Так что корень у Грина Тимофеевича был не гнилой. Да, хворей он поднабрал приличную торбу. Перво-наперво глаза, а остальное – как и у многих пожилых лиц мужского пола. Взять родного папашу: тот тоже страдал мужским недугом много лет. Тем не менее был слух, что буфетчица лесовоза «Ейск» понесла дитя от старого капитана. «От качки океанской», – решила умница мама Рая и никаких злонамеренных действий по отношению к супругу не проявляла. Растет где-то у Грина Тимофеевича сводный брательник, как факт неукротимости фамильного мужского стержня, несмотря на недуг. И унывать особенно нечего, если бы не глаза… Старость – это молодость с некоторыми недостатками. На эту фразу из пьесы «Одинокие в раю» особенно реагировал зритель. И она не раз взбадривала самого автора…
– Побреюсь, побреюсь, – громко проговорил сам себе Грин Тимофеевич. – И скину лет тридцать.
Существует гипотеза, что такой саморазговор – начальный признак шизофрении. Что ж, все мы психи в той или иной степени…
Грин Тимофеевич направился в ванную.
С годами бритье становилось малопривлекательной канителью. И возникшую моду на небрежно утомленную поросль лица Грин Тимофеевич поддерживал. Но сегодня почему-то решил взбодриться…
Более запущенного места, чем ванная комната, в квартире не было еще со времен Ларисы. В дальнейшем Зоя навела порядок. Но после ухода Зои просторное помещение с каким-то садистским удовольствием вернулось к прежнему состоянию. И никакие набеги случайных знакомок и собственные неуклюжие попытки навести порядок не давали заметных результатов. А в последнее время даже появился вялый запах плесени, подобный началу газовой атаки. Этот запах уже перебил вонь многочисленных пустых винно-водочных бутылок, сваленных по углам как свидетели былых дружеских пирушек. Их давно надо было сдать под порожнюю стеклотару, но при новой власти пункты приема куда-то сгинули. Даже вездесущая соседка Сяскина не знала куда…
Надо что-то срочно предпринять, что-то сделать. Но желанием, все и ограничивалось…
Вот и сейчас, с такой мыслью, Грин Тимофеевич угрюмо глядел на свою физиономию в просторном овальном зеркале, забранном дубовой рамой. Тяжко вздохнул и брезгливо приступил к бритью.
Закончив, он вернул прибор на полку шкафа. Взял флакончик с глазными каплями – он хранился слева от зеркала, на подставке. Оттянул нижнее веко левого глаза, капнул. Потом оттянул веко правого глаза, капнул. Аккуратно поставил флакончик на место.
Душ, пожалуй, он принимать не будет, неохота. И кстати, крокодильчики на старой занавеске поизносились, застревают, надо бы их заменить. Зоя все собиралась, так и не собралась…
Среди вороха ненужного хлама он увидел желтое тельце старой механической бритвы «Спутник». Лариса все грозилась ее выбросить, мешала она ей очень. А для Грина Тимофеевича
– Навек тебе благодарен, дружище. – Грин Тимофеевич задвинул тельце бритвы в глубь хламья и вышел из ванной комнаты.
В тот же четверг бракосочетание стоматолога Нади и омоновца Николая складывалось не лучшим образом…
Дважды их приглашали к столу регистрации ЗАГСа – и все напрасно: жених как в воду канул. Нет его, и все! Ведущая процедуру пышная дама с цветком в петлице пиджака, не увидев жениха, покачала головой. Почему-то присутствием невесты она не интересовалась. Вероятно, именно женихи чаще и нарушали брачный ритуал…
Наконец, с опозданием почти на час, появился и жених, в веселом подпитии. Сопровождал его такой же весельчак, кругломордый и конопатый. Видимо, они успели набраться в кафе, где Николай договаривался отметить торжество, хотя обещал заранее не пить ни капли. Козел он и есть козел, буркнула в обиде Надя, увидев состояние своего нареченного…
– А Димка для Тамары, – оповестил Николай, едва переступив порог зала ожидания. – Димон – мой свидетель. А потом, он для Тамары, я ему обещал… Здравствуй, мама.
– Я для Тамары, – сиял улыбкой свидетель Димон, теребя пальцами спущенный узел зеленого галстука. – Здравствуйте, Вера Ильинична.
От небольшой группы людей, что кучковалась в ротонде зала, отделилась хроменькая женщина с пуком седых волос на затылке. Профиль ее лица рисовался головой хищной птицы, выглянувшей из гнезда. А само гнездо – серебристый отложной воротничок с изящным рисунком вязки – лежало на узких плечах темного бархатного платья.
«Как есть его мамаша», – шепнула Тамара. «Прокурорша», – шепотом подтвердила Надя.
Внешне Надя ничем не отличалась от людей, ожидавших своей очереди на торжественную запись в Книгу гражданского состояния. Хотя бы косынку белую накинула, укорила ее Тамара перед выходом из дома, невеста все же…
Они расположились за отдаленным столиком, под старинным портретом важной особы в буклях. Сообразно грядущему юбилею города администрация ЗАГСа решила как-то облагородить казенное заведение. Вот и поместили изображение какого-то сановника «из той жизни», что подарил благодарный клиент за регистрацию вне очереди…
Родительницу своего жениха Надя не знала и надеялась с ней познакомиться день в день. В свою очередь, и будущая свекровь собиралась тогда же увидеть свою невестку… Так они и провели в неведении битый час, с уверенностью, что запропастившийся жених наконец явится и внесет ясность в матримониальную ситуацию…
А тот явился подшофе, не извинился и привел дружка-свидетеля с лягушачьим галстуком на шее… Глядя на них, Тамара едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться в голос. Очень уж они выглядели забавно, точно нашкодившие пацаны. О чем она и поделилась с Надей. Та сухо кивнула, не сглаживая под щеками напряженных скул.