Одинокий голубь
Шрифт:
— Нет, но остановись по дороге в Небраске и навести женщин, — продолжал Август. — Свою половину стада я оставляю Лори, и не спорь со мной по этому поводу. Просто проследи, чтобы она получала полагающиеся ей деньги. Я напишу ей записку, и Кларе тоже.
— Я передам, — пообещал Калл.
— Я сказал Ньюту, что ты — его отец, — продолжил Август.
— Вот это ты зря.
— Верно, я не должен был, но ты сам ведь так никогда бы и не собрался, — возразил Август. — Если хочешь, можешь пристрелить меня за это, что будет благодеянием.
— Почему неловко?
— Только представь себе — в наши-то дни умереть от стрелы, — пояснил Август. — Смех, да и только, поскольку они стреляли по нам полсотни раз из современного оружия без всякого вреда.
— Ты всегда был беспечен, — заметил Калл. — Пи рассказывал, ты выехал на холм и вляпался прямо в индейцев. Я тебя именно об этом тысячу раз предупреждал. Нельзя так подъезжать к холму.
— Да, но мне нравится чувствовать себя на земле свободным, — пояснил Август. — Хочу въехать на холм, и въеду.
Он помолчал.
— Надеюсь, ты хорошо отнесешься к Ньюту, — сказал он.
— А когда я плохо к нему относился? — удивился Калл.
— А всегда, — ответил Август. — Признаюсь, это твой практически единственный грех, но грех большой. Ты мог бы проявить себя получше. Он — твой единственный сын, другого у тебя не будет, готов поклясться, хотя, кто знает, может, ты на старости лет помягчаешь к женщинам.
— Нет, не помягчаю, — возразил Калл. — Они меня не любят. Но я не помню, чтобы я как-то не так хоть раз повел себя с парнем.
— Так ты даже по имени его не называешь, это что, по-твоему? — возмутился Август. — Дай ему свое имя, и у тебя будет сын, которым ты сможешь гордиться. И Ньют будет знать, что ты его отец.
— Я в этом и сам не уверен.
— Я уверен, да и ты уверен, — настаивал Август. — Ты еще хуже меня. Я упорствую насчет ноги, а ты посмотри-ка на себя. Женщины правы, что тебя не любят. Ты не хочешь признать, что хоть одна когда-то была нужна тебе, путь даже для минутного удовольствия. Хоть ты человек, как и все, и нуждался в женщине в свое время, но ты не желаешь нуждаться ни в чем, что не можешь дать себе сам.
Калл не ответил. Вряд ли стоило сейчас спорить с умирающим Гасом. И все об одном и том же. И это после стольких лет вместе.
Гас все утро проспал. Температура у него была очень высокая. Калл и не надеялся, что он проснется. Он не выходил из комнаты. В конце концов съел холодную телятину. Но тут Гас ненадолго очнулся.
— Ты хочешь, чтобы я поквитался с этими индейцами? — спросил Калл.
— Какими индейцами? — удивился Август, не сообразив, о ком идет речь. Щеки Калла ввалились, как будто он не ел несколько дней, хотя он жевал, задавая вопрос.
— Теми, что стреляли в тебя, — пояснил Калл.
— Ох, нет, Вудроу, — проговорил Август. — Мы уже достаточно перебили местного населения. Они нас сюда не звали, сам знаешь. У нас нет права мстить. Только начни, и я испорчу тебе аппетит.
— У меня
— Слушай, а я сунул в фургон ту вывеску, что написал в Лоунсам Дав и которая так расстроила Дитца? — спросил Август.
— И меня тоже, — сознался Калл. — Своеобразная вывеска. Да, она в фургоне.
— Я считаю ее своим шедевром. Это — и то, что я не давал тебе так долго совсем испортиться. Возьми с собой вывеску и водрузи ее на моей могиле.
— Ты записки женщинам написал или нет? — спросил Калл. — Я ведь не буду знать, что им сказать.
— Черт, совсем забыл, а ведь они — две мои самые любимые женщины. Дай мне бумагу.
Доктор принес бумагу, чтобы Август написал завещание. Август немного приподнялся и медленно написал две записки.
— Опасно писать одновременно двум разным женщинам, — проговорил он. — Особенно если так гудит в голове. Я могу не слишком четко изложить свои мысли, как хотелось бы.
Но он продолжал писать. Потом Калл увидел, как рука его упала, и подумал, что он умер. Но нет, просто Гас был слишком слаб и не смог свернуть вторую записку. Это сделал за него Калл.
— Вудроу, устрой вечеринку, — велел Август.
— Что? — спросил Калл. Август смотрел в окно.
— Погляди-ка на Монтану. Прекрасная и свежая, но мы пришли, и скоро все пропадет, как мои ноги.
Он снова повернул голову к Каллу.
— Чуть не забыл, — добавил он. — Отдай мое седло Пи. Я его седло изрезал, когда ладил костыль. Не хочу, чтоб он плохо обо мне думал.
— Так он и не думает, Гас, — заверил Калл.
Но Август уже закрыл глаза. Он увидел туман, сначала красный, но потом серебристый, какие бывают по утрам в долинах Теннесси.
Калл сидел у кровати, надеясь, что Гас снова откроет глаза. Он слышал, как дышит умирающий. Село солнце, и Калл вернулся на стул, прислушиваясь к прерывистому дыханию своего друга. Он старался не заснуть, но слишком устал. Немного погодя вошел доктор с лампой. Калл заметил, как с простыни на пол капает кровь.
— Вся постель в крови, а ваш друг умер, — сказал доктор.
Калла мучило, что он задремал. Он заметил, что одна из записок, которые Гас написал женщинам, все еще лежит на кровати. На ней была кровь, но не очень много. Калл осторожно вытер ее об штанину, перед тем как спуститься вниз.
97
Когда Калл сообщил доктору Мобли, что Гас пожелал быть похороненным в Техасе, маленький доктор лишь улыбнулся.
— У всех свои причуды, — сказал он. — Ваш друг был сумасшедшим пациентом. Полагаю, выживи он, мы обязательно бы поссорились.
— Могу себе представить, — заметил Калл. — Но я собираюсь выполнить его волю.
— Я обложу его древесным углем и солью, — пообещал доктор. — Понадобится пара бочек. К счастью, тут неподалеку есть соль.
— Возможно, мне придется оставить его на всю зиму, — предупредил Калл. — Не подскажете, где бы я мог его хранить?