Одинокий некромант желает познакомиться
Шрифт:
— Доложишь, — позволил Глеб, вытирая руки.
…и вновь закрыл глаза, призывая силу, которая откликнулась сразу, будто и ждала. О да, она слышала все…
Тень заклятия.
Тлен.
Простенькая цепочка рун, которую нанесли сразу на раму, подпитав силой. Пара часов и стекло само бы вывалилось.
…манок.
Его голос почти не слышен. И выходит, если бы не сработало то, самое первое, проклятье, Анна все равно подошла бы к окну. Или не она? Или все-таки…
— Сколько пассажиров едет?
— Так…
— Это помимо нас?
— Нет, ваша милость. Это вы с вашею дамой будете. И вторая дама, которая едва не самоубилась…
— Она не пыталась самоубиться.
— Конечно, ваша милость, — поспешно согласила половой. — Так… еще в третьей купе офицеров двое. Это пятеро. И дама одна с компаньонкой. Они в первой. Как сели, так и не кажутся. Только ужин велели принести. Брали паштет из гусиной печенки. Жаркое по-охотничьи с трюфелями. Икорочки опять же и так, по малости…
— И больше не выходили?
— Как есть, так нет! Дамочка еще капли приняла. Я аккурат забирал поднос, когда капалась. Дюже ароматистые.
…то есть, неизвестная дама отошла ко сну.
Глеб кивнул и, протянув еще пятерку, велел:
— Список. Не забудь.
— Само собой, ваша милость… прям с утреца и…
— А про остальное забудь.
Вряд ли у Глеба выйдет доказать наличие чьего-то злого умысла.
— А… окно как же? Старшой дюже гневается. Платить-то кто будет?
— Скажешь, пусть подойдет утром. Выпишу чек.
Не хватало, чтобы Анну по таким пустякам беспокоили. Ей и без того досталось. Глеб прошелся по коридору, задержавшись у дверей тех купе, которые были заняты. Он не особо рассчитывал на удачу. Кто бы ни пытался убить Анну, он не оставил бы столь явных следов.
Офицеры не спали.
Судя по голосам, шла игра в карты, да и было там отнюдь не двое… гости? Оно, конечно, не запрещено, но изрядно осложняет дело.
— И гостей в список добавь, — Глеб остановился у полового. — Кого знаешь, по именам, кого не знаешь — описание. Подробное. Ясно?
Ответом был кивок.
Анна не спала. Она забралась на купейный диван с ногами, закрутилась в плотную ткань платья, и выглядела до того несчастной, что появилось желание немедля обнять ее.
— Болит? — вместо этого спросил Глеб.
— Болит, — согласилась Анна, баюкая руку. Тварь положила голову на диван, наблюдая за хозяйкой немигающим взглядом.
— Может, капли все-таки… нам ехать еще часов пять. Успеете отдохнуть.
Она покачала головой и пожаловалась:
— Я от них долго хожу сама не своя. И… не хочу больше спать. Совсем не хочу. А вы… вы идите, вас… ждут.
— Подождут. Я вас одну не оставлю.
— Право
— Вас пытались убить, Анна. Теперь я совершенно в этом уверен. И более того, дело не в случайном порыве. Кто-то весьма тщательно готовился к вашей смерти.
Не верит.
Она слишком хорошо воспитана, чтобы позволить сомнениям отразиться на лице, но Глеб все равно понял: не верит.
Он и сам, если бы не видел тьму, окружившую Анну, не поверил бы.
К ней ведь никто не прикасался. Аргус не позволил бы. И зверь приоткрыл темный глаз, едва заметно кивнул, соглашаясь, что совершенно точно не подпускал к хозяйке подозрительных людей.
И неподозрительных тоже.
Как тогда…
— Вы здесь ничего не находили? — Глеб осмотрел купе. Обращаться к силе было бесполезно, если и был носитель, то следы на нем давно уже истаяли. Тогда что?
Стандартный «семейный» вариант первого класса. Красные сафьяновые диваны, действительно, выглядели почти новыми.
Столик.
Софитки в потолке, свет которых был тускловат, а потому сам потолок гляделся темным. Бронзовая лампа с алым, в тон диванам, абажуром. Ковер.
Газета.
— Ваша? — поинтересовался Глеб. Он пытался вспомнить, покупала ли Анна газету и когда?
— Нет, — она потерла руку о руку, хотя в вагоне было довольно-таки тепло. — Здесь лежала. Я думала… их везде…
Не везде.
— Вы брали?
— Пролистала. Там сплетни только и государственные дела. Я ничего не смыслю в государственных делах.
— Я тоже, — Глеб взял газету и поднес к носу. Пахло бумагой и типографской краской. И ничем больше. Но… в его купе газеты совершенно точно не было.
— Но зачем? Зачем кому-то нужно меня убивать, если я и так… скоро.
— Разберемся, — пообещал Глеб, устраиваясь напротив. — О чем вы думаете?
— Я? Да… не знаю, обо всем и сразу. Еще отец… я все-таки буду считать его отцом. Он любил меня. И заботился. Может, если бы не знал, что я чужая, любил бы сильнее, но… как уж вышло. Он говорил, что в голове у женщины столько мыслей, что удивительно, как эта голова сама собой не раскалывается.
Глеб улыбнулся.
— А вы? Вы о чем думаете? Ваша сестра…
— Собирается отойти ко сну. И я, пожалуй, останусь с вами.
— А она…
— Убивать ее причин нет.
— А меня есть?
— Выходит, что есть…
— Но какие? — Анна вскинулась было, но тут же поморщилась от боли и пожаловалась. — Дергает. И ноет. Меня в детстве как-то укусила собака. Не бродячая. Она жила на заднем дворе и я ей даже еду носила. Кости. Я думала, что мы с ней дружим, но как-то она меня укусила. Тоже, к слову, за руку… отец сильно ругался. И уколы делал болючие. А собака пропала. Мне кажется, ее убили. Глупо теперь вспоминать о какой-то собаке?