Одинокий. Злой. Мой
Шрифт:
Неужели у него получилось?!
— Ты смог… — Я приложила ладони к губам.
Платон глянул на меня с легким недоумением, словно вообще позабыл о моем присутствии. Затем перевел взгляд на грязную обувь и поджал губы, стягивая её.
— Да, всё получилось, — ответил он сухо. — Иначе и быть не могло.
— Как прошло?
— Нормально. Ровно так, как я запланировал.
Платон взялся за половую тряпку, протер ею комья грязи, упавшие с подошвы. Поморщился, как если бы результат его не устроил. Кажется, он не
Что ж, его можно понять. Он устал, потратил много магии. Ему нужно позавтракать и лечь спать. Мы ещё успеем всё обсудить позже.
В этот момент зазвонил мобильный телефон в кармане моей рубашки. Платон оставил мне его на случай, если ему будут названивать ночью — чтобы я сразу же посмотрела, кто звонит и кто, соответственно, может нагрянуть в гости.
Телефон уже звонил — примерно полчаса назад. Тогда, как и сейчас, это был Дитрих. Видимо, что-то срочное, раз он обрывает телефон звонками, а не ждет до утра.
Я протянула трубку Платону. Тот, вздохнув, ответил.
— Слушаю, — он дождался слов брата и сказал с легким неудовольствием: — Я спал, телефон был поставлен на беззвучный режим. Что говоришь? — Тон его повеселел. — Старый хрыч наконец-то отправился к праотцам? Что ж, я очень рад. Знаешь что… А ты не хочешь убедиться лично, что тело сгорело дотла? Ну, подумай сам. Серп отравил нам немало крови и не впервые уже притворяется мертвецом. На твоем месте я бы предусмотрел всё наверняка. Убедись, что от него остался лишь пепел. Тогда мы сможем жить спокойно.
Слова звучали жестко, почти ледяным тоном. Я даже поежилась. Конечно, про сложные взаимоотношения внутри семьи мне было известно (неспроста ж в галерее висит портрет Серпа), но я не ожидала такой реакции, даже как будто злого удовлетворения. Платон словно упивался тем, что его отца не стало.
Мне казалось, он просто примет это как данность, но не будет довольно ухмыляться.
— Здравое решение, — сказал Платон, вновь выслушав брата. — Не верится, что мы наконец-то избавились от него. Дит, я рад, честно. Что ещё? — напрягся. — Арбитры? Давай подробности, я не понимаю.
Мы медленно переместились на кухню, и орк открыл холодильник, достал бесконечные контейнеры и разложил вокруг себя. Он ел мясо, даже не грея его, прямо так, вилкой из посудины. С огромным удовольствием, словно тысячу лет питался лишь голой овсянкой на воде, а тут дорвался до отбивных.
Впрочем, отменному аппетиту я не удивлялась. Поняла уже, что такова суть орков — аппетит, которому можно лишь позавидовать.
— Бред какой-то, — качал головой Платон на слова Дитриха. — Александр Анатольевич упал в обморок и приложился головой. Всё. Я даже не трогал его приборы! Этот старый маразматик что, совсем сошел с ума?! Ладно-ладно, — помедлив, вздохнул он. — Я тебя услышал. Спасибо.
Он с раздражением нажал на отмену вызова.
— Что произошло? — Я заглянула ему в глаза, но не увидела привычного тепла.
Всё же в возвращении настоящей сущности были свои минусы.
Платон нехотя ответил:
— Этот придурочный доктор всё же заподозрил нечто неладное. Он инициировал арбиторскую проверку. Дитрих не может знать наверняка, удовлетворили ли они его запрос — и он, конечно, знает, что ничего противоправного быть тут не может. Да и откуда, я ведь сижу безвылазно дома. Но намекнул, что лучше прибраться.
Сам он выглядел теперь очень уверенным в себе, расслабленным. Не переживал ни о чем, лишь налегал на еду с удвоенной силой. Из всех контейнеров по очереди, не особо волнуясь о том, что заедает супом сладкую выпечку и закусывает тушеными овощами.
— Надо убраться в гостиной! — ахнула я, уже представляя, как несусь в комнату за камином.
Там же повсюду расставлено оборудование! Кошмар! А записи по поводу ритуала, а все мои зелья?! Их тоже нужно срочно спрятать!
— Так сразу они не явятся, — ровным тоном ответил Платон. — Успеется. Пока же мне хочется другого… — Он склонился ко мне, и его губы накрыли мои.
Жестко, обжигающе. Совершенно не так, чтобы трепетало сердце, готовое сойти с ума от близости. Совсем иначе. Мне стало неприятно, словно этот поцелуй он пытался взять силой, не спрашивая моего разрешения и не ожидая его.
— Постой, — я осторожно отстранилась. — Платон, я не хочу. Не сейчас.
Ладонь накрыла мой затылок, не позволяя сбежать. Губы вновь легли на мои, с новой силой. Я мотнула головой, рукой скинула его ладонь со своей головы. Мужчина недовольно скривился, так, будто съел целую головку чеснока.
— Выпрашивать поцелуй как какому-то юнцу мне ещё не приходилось, — поморщился он. — Ладно, не хочешь — и не надо. В таком случае, вернемся к нашим насущным проблемам. Кое-что желательно сделать прямо сейчас.
— Что именно?
— Марьяна, детка, я не буду лукавить, если скажу, что ты — редкая находка. В любой другой ситуации я бы хотел пообщаться с тобой ближе, увидеть больше твоих навыков по работе с зельями. К сожалению, пришло время расстаться.
— Что?..
Я не сразу поняла, о чем конкретно он говорит.
— Подумай сама. Арбитры — это не мой недотепа-брат и не доктор-старикан. Они осмотрят весь дом, если захотят, разберут его по камешку, но вломятся во все потайные ниши, если хотя бы почуют намек на твое присутствие. Нам обоим опасно, если ты здесь останешься. Тебе нужно уйти. Сейчас же.
Платон коснулся моей щеки, покачал головой. Но выглядел он при этом равнодушным, даже тени сомнения или огорчения не мелькнуло в его льдистом взгляде.
— Ты обещал мне защиту, — зачем-то напомнила я, хотя хотелось сказать про другие обещания.