Одинокий. Злой. Мой
Шрифт:
И Нику протянул бесу ладонь для рукопожатия.
***
Полдня я бесцельно шлялась по городу (точнее — сначала добралась до него и прыгнула в первый попавшийся автобус, который вез в центр). Первое зелье действовало, поэтому я не боялась быть замеченной — но чувствовала, что скоро его придется обновлять. А трезвых идей, куда податься, так и не было.
Порывалась сначала наведаться к отцу (заодно и на жену бы его посмотрела), но быстро одернула себя. Я не хочу, чтобы они пострадали из-за меня. Там младенец, он не заслуживает смерти, и
Я ходила по узеньким улочкам старой части города, мимо всех этих старых пекарен, из которых несло запахами корицы и ванили. Мимо дворов-колодцев, внешне красивых, а внутри — испорченных вандалами, загаженных хулиганами. Мимо лепнины на стенах зданий, мимо классических статуй со строгими взглядами, которые удивительным образом соседствовали с исписанными граффити домами. В этом году всё специфическое, как будто чинная старина пытается соседствовать с новизной, а та оттесняет её, гудит автомобилями, зазывает рекламными вывесками.
Я шла по большому центральному проспекту и пыталась впитать в себя этот город. Я не видела его никогда раньше, не гуляла по нему. И хоть даже сейчас мне постоянно казалось, что вот-вот меня поймают, углядят под маской истинное лицо — но я напоминала себе, что зелье действует безукоризненно. Я могу просто погулять и подумать. Найти способ выжить.
Почему-то именно во время ходьбы думалось легче. Я могла бы сесть, спрятаться в любом из этих неприметных однотипных дворов, но мне требовалось куда-то бездумно идти.
Хоть ненадолго ощутить себя свободной.
Так сказать, надышаться перед смертью.
Тяжелее всего было понимать, что история с Платоном закончилась вот так. Предсказуемо, но почему-то мне становилось до безумия грустно, когда я думала об орке, что вскружил мне голову, а затем попросту выгнал взашей. Вроде бы это ожидаемо, логично. Ну чего ты ждала, дурында? Что станешь хозяйкой этого особняка, займешь место в сердце его пленника?
А всё равно до тошноты плохо, и хотелось выть белугой, проклинать себя за доверчивость. Я вспоминала наши разговоры, в которых видела так много тайного смысла. Наши случайные касания, вполне неслучайные поцелуи. Всё то, что впиталось в меня, сделало мягче. Ослабило броню.
Как будто другая жизнь. Как будто я прожила её и вернулась туда, откуда начала: бега, страх быть пойманной, ужас от неопределенности.
Куда деваться?
Меня привлек указатель, показывающий, что невдалеке находится главный вокзал города.
А что, если уехать куда подальше?! Денег не было, но я напоследок забрала парочку побрякушек из дома Платона. Не особо ценных, и, конечно, я не гордилась своим поступком. Но жить захочешь — и не на такое пойдешь. Будем считать, что это компенсация морального ущерба.
Я стояла на вокзале и долго изучала электронное табло. Поезда ездили в самые разные направления, я могла бы через несколько дней оказаться на другом конце страны. Засесть в любом мелком городке, куда Нику не добрался бы никогда и ни за что.
Только вот билет без паспорта мне не продадут — а паспорта у меня не имелось. К сожалению, Альбеску своим пленникам его не выдавал. Бежала я от него налегке, без каких-либо документов.
Я осмотрелась по сторонам. Невдалеке от касс, обложенная сумками, стояла женщина лет сорока. Совершенно неприметная внешность, таких женщин — тысячи. Неместная, потому что испуганно стреляла глазами то налево, то направо и постоянно глядела на информационное табло в ожидании поезда, сверяясь с билетом, лежащим в середине паспорта. Затем она убирала паспорт обратно в сумку, вздыхала, вновь поглядывала на табло.
— Миша, Катя, не бегайте! — крикнула женщина, и двое детей-погодок, носящихся вокруг неё кругами, на секунду застыли.
— Маааа, а кушать есть? — спросила капризно девочка.
— Пиииить, — захныкал мальчонка.
Мать с причитаниями потянулась к необъятному баулу и начала вытряхивать его в поисках требуемого. При этом сумку с паспортом она отложила на соседнее сиденье, даже позабыв закрыть.
Легкая добыча.
— Сок хотите? Воду? Яблочко? — перечисляла она, доставая из баула то одно, то второе, а дети мотали головами. — Курочку с гречкой? Будете? Или в поезде уже поедим?
Мне понадобилось всего несколько секунд, чтобы склониться над рядом сидений, выхватить так удобно торчащий паспорт вместе с билетом, а затем драпануть, пока не засекли.
Поменяю внешность, стану этой женщиной, и всё.
Куда она едет?
Мельком глянула на билет — южная часть страны. Достаточно далеко отсюда (почти два дня езды), плацкартное место. Неплохой улов. Конечно, два дня я не проеду, действия зелья не хватит. Но к вечеру буду в другом городе, далеко отсюда. Выйду. Затеряюсь.
Билетов на детей в паспорте не оказалось — оно и к лучшему. Пусть женщина думает, что потеряла только свой. Пойдет искать, заявит в полицию или еще куда. Пока суд да дело, пока суета, паника — я уже буду далеко. На поезд без билета и паспорта её всё равно не пустят, даже на перрон не дадут пройти. Сейчас с этим строго, пропуск только по штрих-коду от билета.
А меня пустили. Турникет беспрепятственно открылся.
Отправление через двадцать минут. Уф.
Я решила отсидеться в туалетной кабинке и выйти ближе к отправлению, пройти через другие вагоны — чтобы точно не заподозрили неладного.
Уже дернула на себя дверь со значком женского туалета, как на плечо легла ладонь. Я вся содрогнулась и приготовилась верещать.
— Воровать нехорошо, — покачала головой старушка.
Низенькая, плотненькая, она смотрела на меня с осуждением. Определенно нечисть, причем кто-то из высших. У низших такой выправки, осанистости попросту не бывает. А у этой такой взгляд, будто она меня насквозь видит.
— Я не…
— Деточка, либо возвращай паспорт, либо я иначе с тобой заговорю. Не стоит так глупо подставляться.