Одиссея Хамида Сарымсакова
Шрифт:
— Документы!
Хамид предъявил удостоверение.
— Троих в телогрейках не видели?
— Нет, а что такое?
— Бандиты. Переоделись в красноармейскую форму. Грабят!
— Неужели такое возможно?
— Бывает...
И патруль помчался дальше.
... Незаметно пролетели стремительные, как птицы, дни отпуска.
И настал день отъезда. Мама Хамида, по приезде сына и помолодевшая, и постаревшая, утирала украдкой слезы. Отец провел пальцами по сыновнему ордену Красного Знамени, вздохнул и сказал на прощанье:
— Сын мой, жду тебя в родной дом с Победой. Жду достойного сына. Не забывай, что род наш понес потери. Погибли Ахмед,
А Таня сообщила другое:
— Я тоже уезжаю скоро на фронт. Я почему до сих пор в Ташкенте? Сильно болела мама. Теперь, кажется, ей получше.
Хамид потупился. Промолчал. Что мог он ответить?
Он просил родных и близких не провожать его до вокзала. К тому времени уже сложилась примета: если воин приезжает домой по ранению или просто на побывку — с фронта он не возвращается. Сотни тысяч примеров. Хамид не очень верил этому. А все-таки...
И он уехал, никем на вокзале не провожаемый.
И первое везение. Из Заполярья в Ташкент он добирался семнадцать дней. Пришлось сократить пребывание в Ташкенте. А назад — вдвое быстрее. Поздно вечером, 27 февраля он расположился отдыхать в своей «каюте». А рано утром — боевой приказ: бомбоудар по аэродрому противника Луостари.
И вновь началась боевая работа...
ГЛАВА IX. ГОД 1943-й
Судя по всему, в полярном воздухе полегчало. Теперь уже Хамида посылали не только на боевые задания (и не столько), но и просили: учи молодых. И он обучал свежеиспеченных «штурманков» своему умному и мудрому штурманскому ремеслу. И, закончив какое-то объяснение, говорил, тыча в воздух, вперед, пальцем:
— Может, вам это и неинтересно, но могу сообщить для сведения: кто этот штурманский прием хорошо знает, тот не рухнет в болото среди сопок.
Лекции его пользовались успехом. Ведь каждому «штурманку» хотелось дожить до Победы!
Из летного состава в полку осталось народу — по пальцам пересчитать. А какие это все были люди!.. И надо учить новых.
И Хамид, летая на боевые задания, продолжал также учить молодежь, хотя и сам еще, по возрасту, был совсем «зеленым» юнцом. Майор Цецорин, командир третьей эскадрильи, прибывший на пополнение полка, поблагодарил Хамида по-флотски:
— Учишь моих салажат? Дай обниму тебя за это. Ты знаешь, чему ты их учишь? Ориентированию в пространстве, точному бомбометанию? Ерунда. Ты их учишь, как остаться живыми. И за это тебе низкий поклон.
...Мы завоевывали в воздухе превосходство, но все же в воздухе мы и теряли. И хоронили друзей.
В полку Хамида гибли штурмана, летчики, стрелки, о которых он, оплакав их погибель, больше и не имел возможности вспоминать. С иными не успел даже познакомиться. Просто: полетели и не вернулись.
Вот так, незаметно, приближался день рождения Хамида. Скоро ему «стукнет» двадцать два года!
Читатели, вспомните себя в этом возрасте. Чем вы тогда занимались?
Но до этого — 25 июля 1943 года — еще надо дожить.
Хамид Сарымсаков прибыл из отпуска, не ведая о новых потерях. А они были велики. От старого полка осталась людей горстка. И как-то обнажились нервы — яростью обернулись. Хамид стал бомбить караваны и морские базы врага с каким-то упоением. И если раньше, по неопытности, он не замечал разрывов зенитных снарядов, то теперь игнорировал их от переизбытка гнева!
Акулинин куда-то отбыл — то ли в резерв, то ли в госпиталь
А поутру приказ: бомбоудар по «гадюшнику», т. е. по вражескому аэродрому Луостари.
Каждый день — игра с «костлявой». И нервы сдают. Во многих военных мемуарах говорится о том, что бомбежку с воздуха тяжко переносили даже самые отчаянные воины. Сие правда святая. Но, должен сообщить, что и летчики, бомбившие объекты, не менее тяжело переносили противозенитные огневые удары и атаки истребителей. Это истина.
Бомбежки, разведка, АФС... Бомбоудары...
КОНЕЦ ПОЛОСАТОГО ПИРАТА
... Это был довольно странный тип, Мюллер. Краса и гордость Люфтваффе, сбивший в воздушных боях чуть ли не до ста самолетов, он наносил свои «снайперские» удары из облаков коварно, исподтишка.
Как всякий незаурядный истребитель, Рудольф Мюллер, разумеется, был у нас на заметке. Дважды Мюллер едва не отправил «на тот свет» и «пешечку» Акулинина-Сарымсакова. Распоротый палец Хамида — память об этом странном асе. Странном потому, что чинами он почему-то не выдался — всего лишь фельдфебель. А «мессер» у него штучного изготовления и наград у оберфельдфебеля навалом, вплоть до рыцарского креста с разными там брильянтовыми дубовыми листьями.
И вот 19 апреля 1943 года служба ВНОС сообщила о приближении к Ваенге 18 вражеских самолетов. Это летел 6-й авиаотряд «Гордость Германии» во главе с Мюллером.
В воздух поднялась группа наших «ястребков» во главе с Героем Советского Союза Петром Сгибневым. Вот имена героев этого воздушного сражения: В. А. Горишный, А. М. Титов, Н. А. Бокий, 3. А. Сорокин (тот самый, истребитель без ног!). Герои приняли неравный бой. Двадцатитрехлетний командир эскадрильи сафоновского полка Петр Сгибнев сразу приметил полосатый «мессер» Мюллера, смело бросил свою машину в пикирование, ударил из пушек и пулеметов по кабине, но Мюллер действительно был мастером — легким скольжением он уклонился от гибельного удара. Трассы угодили в крыло, полетели металлические ошметки. Но воздушный пират уцелел. Ведомый Мюллера резко отвалил в сторону. Затерялся в коловороте воздушного боя. А на его место тут же встал молодой летчик (впоследствии — Герой Советского Союза) Николай Бокий. В горячке боя Мюллер решил, что это его ведомый. Бокий «верно» выполнял все сложные фигуры своего «шефа» — пока не поймал точно в прицел полосатого «мессера». Улучил момент — и ударил из всех огневых. Истребитель Мюллера, задымив, посыпал к земле. Но, видимо, Мюллеру не суждено было погибнуть в воздухе. Он умудрился посадить самолет на замерзшее озерцо и, вытащив из фюзеляжа лыжи, попытался уйти за линию фронта. И он почти достиг цели. Прошел около ста километров. Наша поисковая группа нашла Мюллера спящим под валуном. Привезли его на аэродром.
Хамид смотрел на этого ничем не приметного человека среднего роста, с простецкими чертами лица, рассказывающего о своем отце, который был, якобы, антифашистом, и о себе, воспитаннике «гнтлерюгенда», и его охватило неистребимое желание отхлестать по морде воздушного убийцу. А между тем Мюллер, картинно сетуя на «коварство русских пилотов», попросил представить летчика, который его так «хитро» сбил. Позвали Колю Бокия. Мюллер «великодушно» протянул ему руку. Коля отвел свои руки назад. Фашистский ас презрительно пожал плечами. Попросил выпить. Ему дали. Потом увели.