Одна, но пагубная страсть
Шрифт:
— А просто смыться — нет? — съязвила я.
— Ну, — подал голос Матвей, — по крайней мере, объясняться не надо, в глаза смотреть. Сбежал, и привет.
— Меня больше Дима поразил, — покачала головой Ленка. — Знать, что у сестры такие проблемы со здоровьем, и… Вот гад! Нисколечко мне его не жалко!
— Что будем делать дальше, Пинкертоны? — спросил Матвей. Мы как раз въезжали в город.
— Надо встретиться с одной знакомой. Она работала у мужа Алины Сергеевны секретарем.
— Что, та самая? — поднял брови Матвей в крайнем удивлении.
Пришлось
— Нет. Раньше работала. Может, она расскажет что-то такое, что нам поможет понять…
— Правильно, — перебила меня Ленка. — Вы поезжайте, а мне нужно на дачу. С фазером порядок, душа моя спокойна. Теперь, как врач, я обязана заботиться о Гоше. Конечно, он вражина, но по международной конвенции о военнопленных…
— Отвезем ее на дачу? — перегнулась я к Матвею.
— Слушаю и повинуюсь, — буркнул он.
И мы опять стали разворачиваться. Его покладистость особых восторгов не вызвала. Теперь понятно, почему он демонстрирует чудеса благородства: все дело в этих денежках! Матвей надеется их найти. Каким образом он узнал о диске — вопрос, но, скорее всего, и с Наташкой наш герой познакомился неспроста, а именно — желая быть поближе к объекту страсти. Все к тем же деньгам, я имею в виду.
По дороге на дачу я думала о том, что история наша наконец-то прояснилась. Все в ней как в нормальном детективе: два убийства, куча денег на кону и большое количество охотников на них. Теперь интерес бандитов понятен. И странное поведение Димы тоже. И то, что Ленка так рвется на дачу, имеет свое объяснение: она спешит, разумеется, не для того, чтобы соблюдать какую-то там конвенцию. Очень может быть, что диск, из-за которого весь сыр-бор, зарыт на Наташкиной даче, и вскоре мы станем счастливыми обладателями приза. Придется Матвею остаться с носом, как и господам бандитам. Я против воли улыбнулась, хотя особо хвастать нечем: диск к нам попал случайно, ничего выдающегося мы с этой целью не сделали, зато теперь следует проявить волю и сообразительность, чтобы главный приз сохранить.
— Надо было Алине Сергеевне рассказать про диск, — заметила Ленка.
— Ага, — хмыкнул Матвей. — А она бы, в свою очередь, рассказала о нем следователю. И как бы ты выкрутилась из щекотливой ситуации?
— К примеру, заявила, что о диске мне Дима сказал. А что? Сидели в кафе, ели мороженое, он и говорит: «Сестра мне диск дала на хранение, а у меня одно беспокойство: вдруг он как-то связан с убийством ее мужа?»
— Гениально, — кивнул Матвей. — Но претворять сие в жизнь не советую. В милиции сидят далеко не дураки и умников вроде вас видели не один десяток. А когда за вас возьмутся…
— Давай без мрачных прогнозов, — перебила я.
Мы ненадолго замолчали. Ленка погрузилась в раздумья. Наверное, строила планы по нейтрализации Гоши и скорейшему изучению Наташкиного наследия. Покидая машину, она мне сказала:
— Будь на связи. Чего у тебя мобильный всегда в зоне недосягаемости? А Наташке я сама позвоню.
— Где живет бывшая секретарша? —
— Может, есть смысл сначала ей позвонить? Вдруг ее дома не окажется?
Конечно, он был прав — кому угодно надоест мотаться целыми днями то с дачи в город, то из города на дачу. Я позвонила и вскоре услышала Веркин голос. Он у нее выдающийся, Наташка прозвала приятельницу «иерихонской трубой», толком не зная, что это такое. Но моя бабуля растолковала, что в библейские времена от звука той самой трубы рухнули городские стены Иерихона. От Веркиного голоса тоже можно рухнуть. Оглохнуть — так почти наверняка.
Чуть ли не пять минут я Верке объясняла, кто я такая, после чего она невероятно обрадовалась.
— Катюха, молодец, что позвонила! Слушай, я наконец фотографии сделала. Ну те, помнишь.., мы фотографировались, когда в Наташкин день рождения на шашлыки ездили. А чего там с Димой? Неужто правда убили? Ужас какой! А Наташка, как она это пережила? В Геленджике? Ногу сломала? Не может приехать на похороны? Кошмар. Она ведь так его любила! Трагедия! Ты знаешь что… Приезжай ко мне, поговорим. Так хочется узнать подробности!
Матвей, который внимательно прислушивался к разговору, только вздохнул.
— Нам предстоят испытания, — сказал без насмешки. — Поговорить девушка любит, а вот знает ли что, еще вопрос.
Верка открыла сразу, лишь только я позвонила в дверь. Такое впечатление, что она ждала нас, стоя в прихожей, что, возможно, недалеко от истины.
— Проходи, — обрадовалась она. Тут взгляд ее натолкнулся на Матвея, и Веркино лицо непроизвольно вытянулось. Потом, когда девушка опомнилась, лицо расцвело улыбкой. Верка кокетливо поправила волосы и сказала:
— Познакомь с молодым человеком.
— Это Матвей, — торопливо ответила я, пока тот, столбенея, взирал на Верку. Сама я виделась с ней однажды — на тех самых шашлыках, и впечатление у меня осталось такое, точно я побывала в эпицентре стихийного бедствия. Оттого некое помутнение рассудка у Матвея было мне вполне понятно.
Верка на голову выше меня и весит килограммов сто двадцать, но при этом отличается исключительной подвижностью. На месте ей не стоялось, а молчать она просто не умела. Находясь поблизости, Матвей, как и я, чувствовал себя неуверенно и явно с беспокойством думал о том, что если не побережется, то будет смят и раздавлен. Интерес к своей особе он явно не приветствовал и все норовил отодвинуться от хозяйки хоть на полшага.
— А Матвей что, твой приятель? — ухмыльнулась Верка.
Тут Матвей опередил меня с ответом:
— Мы решили пожениться.
Я помрачнела, а Верка ахнула, так всплеснув руками, что едва не сшибла меня с ног:
— Серьезно? Здорово!
— Он шутит, — вмешалась я.
— Ничего себе шутки… Я бы на твоем месте сразу в загс побежала. За базар отвечать надо, — сурово подытожила она.
— Я готов хоть сегодня, — упрямился Матвей. — Но Катя упорно видит во мне одни недостатки.