Одна ночь и вся жизнь
Шрифт:
—Костас, — поправил он ее. — В конце концов, мы — семья, даже если мы с тобой не в кровном родстве.
Она промолчала.
—Нет, я здесь не поэтому! Но твой дедушка серьезно болен. У него был удар. Он в больнице.
Софи удивило, что она испытала потрясение, услышав его слова. Испытала... сожаление. Неужели это могло быть? Сожаление из-за человека, который столько лет назад обидел ее мать?
Она не позволит себе жалеть его. Он этого не заслуживал.
—Ты понимаешь? — спросил Костас.
—Конечно, я понимаю, —
—Твой дедушка — приверженец традиций, — пожал плечами Костас. — Он верит в старые обычаи: неограниченную власть главы семьи, пользу брака, одобренного обеими семьями; считает важным, чтобы дети были послушными...
—Именно так ты и породнился с семьей Лиакосов? — не без ехидства спросила она. — Кланы Паламидисов и Лиакосов решили, что объединение пойдет им на пользу?
—Этот брак благословили обе семьи, — произнес он невыразительным голосом. — Фотини никуда не сбегала.
Он не ответил на ее вопрос. Софи пристально посмотрела ему в лицо и поняла, что этот сильный мужчина старается не потерять самообладание.
Софи могла поверить, что ее очаровательная, двоюродная сестра Фотини, действительно, влюбилась в дерзкого, потрясающе мужественного Костаса.
—Спасибо за то, что ты отправился так далеко, чтобы сообщить мне свою новость, — наконец, сказала она, — но, как видишь, мне...
Неужели ей все равно?
Нет, Софи не могла лгать. В глубине души она жалела старика. Она сочувствовала ему, ведь он глядел смерти в лицо и слишком поздно решил, что ошибся, так поступив со своей дочерью...
—Слишком поздно строить мосты, — быстро сказала она. — Я никогда не была частью семьи Лиакосов, и нет смысла притворяться, будто это не так.
Но в ту же минуту ей захотелось прижаться к этому незнакомцу и плакать до тех пор, пока боль не уйдет. Захотелось, чтобы он помог ей своей силой.
Что с ней происходит? Эта слабость пройдет. Она должна пройти, решила Софи, прикусив
—Ты ясно дала мне понять, какие именно чувства испытываешь. Но порвать со своей семьей не так уж просто.
—Что ты имеешь в виду?
Она повернулась к нему.
—Не нужно принимать такой вид. Я не кусаюсь.
Ей тут же пришла в голову нелепая мысль. Она представила себе, как он наклоняет к ней гордую голову и слегка задевает сильными белыми зубами чувствительную кожу ее шеи...
У нее заколотилось сердце. Она зажмурилась.
—София...
—Софи, — машинально поправила она.
Она отказалась от первоначального варианта своего имени, когда поняла, что оно принадлежит миру той далекой семьи, которая так ужасно обошлась с ее матерью.
—Софи... Я приехал, чтобы найти твою мать, потому что мне казалось, что она — единственный человек, который сможет мне помочь.
—Почему она?
—Потому что она — кровная родственница. — Он вздохнул и провел рукой по волосам. — Моя дочь очень больна. — Теперь его голос звучал резко. — Ей нужна пересадка костного мозга. Я надеялся, что твоя мать сможет дать то, что нужно Элени.
Софи пришла в ужас. Если бы он сам мог помочь своей малышке, его бы здесь не было...
—И никто в твоей семье?..
—Никто в семье Паламидисов не годится в доноры. И никто из твоих родственников.
Он глубоко вздохнул.
Должно быть, он чувствовал себя ужасно беспомощным.
У нее упало сердце. Если родной отец девочки не мог быть донором, насколько вероятно, что им сможет быть она?
Возможно, он понял, о чем она думает, потому что мрачно продолжил:
—И нам не удалось найти донора в базе данных. Но твоя мать и ее сестра были однояйцовыми близнецами. Итак, есть возможность...
—Ты думаешь, что я смогу быть донором костного мозга?
—Вот почему я здесь. Сейчас, ничто другое не заставило бы меня покинуть Элени.
Софи предчувствовала, что он будет разочарован.
В каком отчаянии он, наверное, был, раз полетел в Австралию, даже не зная, здесь ли и вообще жива ли еще Кристина! И в каком смятении, когда она, Софи, не пожелала с ним разговаривать по телефону!
Она вздрогнула и обхватила себя руками. Теперь он ожидал от нее помощи. Она была ему нужна.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Костас заставил себя принять спокойный вид. Он ждал, когда девушка, сидящая рядом с ним, осмыслит новости.
Он отдал бы все что угодно, чтобы спасти свою дочь. Сделал бы все, что угодно. Не колеблясь ни секунды, согласился бы заболеть этой болезнью вместо нее, если бы только это было возможно. Лишь бы спасти Элени. Если верить врачам, эта девушка, сидящая рядом с ним, была единственной надеждой, оставшейся у его дочери.