Одна судьба

Мэйз Евгения

Ей нужно очаровать этих людей. Понравится им, чтобы общественность ни в коем случае не оставила ее в покое. Иначе, она и дети останутся здесь.

— Все не так плохо.

— Лунные кратеры у меня под глазами сейчас обидятся на это. Они великолепны, ну уж никак не плохи!

Она провожает меня до двери блока. Девушка хохочет и это странно слышать после всего этого гарканья “есть, сэр! так точно сэр! никак нет, сэр!”

— Тебе нужно лучше питаться. Хотя, это вряд ли поможет.

Вот и она о том. Нельзя наесть щеки за какие-то пару дней.

— Сестра мужа, когда ходила беременной

тоже исхудала и, чтобы не делала, полнее так и не стала.

Чудесная новость. Алекс это печалит. Ей нравились ее формы, а быть похожей на узника Бухенвальда ей совсем не хочется.

“Черт, зачем я это вспомнила?!”

Следом за этим воспоминанием ей вспомнилось лицо Рафа. Как он рассказывал это и как бы не крепился, каким бы мужественным не был, его взгляд продолжал оставаться стеклянным.

— Мне это не поможет. Никто не станет увеличивать мой солдатский паек. Все очень строго.

Им на руку то, как она выглядит. Речь идет не о конкретно этой девушке, а о таких каких Хогарт и Борн. Им нужно, чтобы она напугала общественность, тогда они запрут их здесь или в любой другой лаборатории с чистой душой и совестью.

“Мы не собирались выпускать вас.”

Если бы не пресса.

— Не расстраивайся, — говорит девушка, трогая ее за руку. — Подумаю, как можно помочь тебе.

Алекс с благодарностью кивает ей. Маловероятно, что у нее что-нибудь получится. На авианосце нет косметических магазинов, но есть кровь. Да вот только Алекс как бы сильно не хотела ее, не опустится до ограбления, да и не получится у нее это. Такая игра совсем не стоит свеч.

— Спасибо! Меня кстати Алекс зовут.

Девушка смотрит на нее непонимающе всего лишь мгновение, а затем улыбается. Она то знает кто она такая. Александре нравится эта яркая улыбка, наполненная настоящими эмоциями, но больше, что хоть кто-то перестал сторонится или наоборот не замечать ее.

— Джинна.

Алекс жмет ей руку. Джинна не боится ее, потому что видит и знает, что с ней все в порядке. Другим этого не объяснишь, должно пройти время, чтобы они перестали обходить ее по дуге или с таким видом, словно готовы броситься наутек или растерзать в ту же секунду.

— Спасибо.

— Жду тебя утром.

Алекс кивает. В груди расцветает крохотный цветок счастья. Она бы никогда не подумала, что будет так рада нормальному общению с людьми и их участию.

Глава 7

— Гиалуроновой кислоты — нет.

Проговорила Джинни, пока я раскладывала содержимое косметички на столике, где должны были покоиться леденящие взгляд медицинские инструменты.

— Прости!

Я, не поднимая глаз, улыбнулась в ответ на ее шутку.

— Даже если бы она была и в нужном мне количестве, корабль бы давно уже взяли по подозрению в контрабанде.

Одну часть ночи перед конференцией я провела за тем, что накладывала макияж, смотрела на себя в зеркало, смывала его и повторяла эту процедуру. В моем распоряжении нет уроков на YouTube, как превратиться из ужасно худой и болезненной в сочную, пышущую здоровьем девушку. Думаю там и нет таких роликов, поэтому приходится довериться собственным знаниям и памяти. Мне предстоит

нелегкая задача — создать что-то более-менее естественное на своем лице с тем минимумом косметики, что нашла для меня Джинна. Другую часть времени я пыталась сделать хоть что-то со своей формой. Катушка ниток, иголка и ножницы — это все, что есть у меня, чтобы ушить шедевр.

“Мама смогла бы сделать лучше!”

Я разложила вещи на кровати, посмотрела на второй комплект, но махнула на него рукой. Он может и потерпеть. До прачечной с утюгами и досками я вполне себе пройдусь и в этой — с подкатанными рукавами и штанинами со скрытыми застежками под ними.

— Ну, что? Вперед?! — говорю я себе и замираю, стараюсь дышать как можно медленнее. — Мы должны покорить их?..

Я чувствую шевеление в животе, такое нежное, плавное, скользящее и стою так несколько минут, стараясь уловить это движение пальцами, но все пропадает также неожиданно, как и появляется. Моя девочка, моя рыбка поддерживает и тут же прячется от меня.

Да, я уверена, что у меня будет дочь.

Только женщины бывают такими вредными и капризными, так что можно залезть на ровную стену без каких-либо особых ухищрений. Она уже показывает свой характер — делает меня невыносимой и тянет все мое внимание на себя.

* * *

На мгновение софиты и вспышки фотокамер ослепляют меня. Я прохожу в центр зала и чувствую себя одним из манекенов музея мадам Тюссо. Я на виду и нет передо мной никакой защиты, даже такой привычной, как стол. За то короткое мгновение пока я шла к своему месту, я успела вспомнить все, как вести себя, сидеть, куда девать руки, как перемещаться в пространстве, если тело затекло, как отвлечь внимание и скрыть нервозность.

— Доброе утро.

Они здороваются нестройным хором голосов, каждый произносит свое приветствие.

— День обещает быть чудесным.

Я присаживаюсь на ненавидимый всеми фибрами души железный стул, закусываю губу и обвожу взглядом всех присутствующих.

— Меня зовут Александра Дарресон. Вы не представляете, как я рада видеть вас, ребята.

Я не щурюсь, не моргаю и не боюсь — просто я знаю, что это такое. Большая часть моего интервьюирования уже прошла. Окружившие меня журналисты записывают, тянут диктофоны, яркие экраны смартфонов, щелкают затворами камер, кружат, а где-то и ползают с видеокамерами на плечах. Они слушают меня — мою короткую, но теперь уже настоящую историю. Это не та басня, которую я рассказала Лесли Хогарту и майору Борну, но и не правда. В них обеих есть сходство — измененные имена, упущенные факты, бросивший нас мужчина. Рафу в моем “сценарии” досталась очень незавидная роль.

— Вы надеетесь встретиться с ним?

Настала очередь личных вопросов. Хотя, на мой взгляд тут все основано на личном опыте. Что делала? Что использовала в качестве оружия. Что ела? Где пряталась? Я не стремлюсь вдаваться в подробности. Это понадобится мне позже.

— Да. Я очень надеюсь на это чудо. Молюсь об этом каждую ночь.

Любопытство и скепсис, сомнения — вот что написано на лице мужчин, интерес — на лицах женщин.

— Вы католичка???

— К какой конфессии вы принадлежите?