Одна судьба
Шрифт:
— Вся эта худоба! Может ты хочешь избавиться от него? Или дело в нынешней моде?
— Чего? — выдаю я ошарашенно. — Вы серьезно?
Меня хватает только на это. Я не считаю это красотой. Я всем своим существом против таких манипуляций с телом. Нет ничего красивого в костях, а вот в стройной подтянутости — да. Я перестала морить себя диетами сразу после, как мы с Тео выбрались на красную дорожку — я насмотрелась на худых актрис, моделей и певиц. Они были похожи на головастиков с худыми телами и непропорционально большими головами.
— Да!
Я
— Я не хочу ни того, ни другого, — говорю я твердо, все еще поражаясь ее словам. — Просто я выгляжу так.
Она смотрит на меня, скрестив руки на груди, долго и пытливо, а я кажется краснею.
— Ладно ты, а они?!
Если она про врачей, то всем все равно. Жива? Здорова? Ну и ладно. Всем плевать, если дело не касается их самих. Однако, грубая прямота и простота женщины подкупает. Я чувствую себя нормальной, как никогда, сидя на простом табурете остывающей кухни.
— Не пойму куда они смотрят!
Кем бы не была эта “гнома”, но ее тут слушаются и не перечат. Она исчезает в соседнем помещении, требует достать пачку молока и подать ей кружку. Я слышу жужжание микроволновки, сигнал таймера и через мгновение держу в руках кружку теплого молока и огромный рогалик в другой.
— Ешь! Пей!
Я пью под ее пристальным взглядом. Никогда не была фанатом молока в прошлом, но кажется, что скоро мои привычки изменятся. Мне хорошо. Ощущения похожи на те, когда я цедила кровь через соломинку. У меня забирают булочку, прямо на моих глазах надрезают ее поперек, укладывают в нее несколько кусков жирной грудинки и протягивают мне обратно.
— Так должно быть каждый день. Только так! Чтобы дети не рождались дебилами, недоношенными и точно в срок!
Она качает головой. Выражение лица у нее такое, словно все эти дебилы, недоношенные и родившиеся раньше времени всё сплошь и рядом результат моего недоедания.
— Если бы это зависело от меня, — говорю я с набитым ртом. — Александра!
Светловолосая женщина прищуривается. Мне приходится повторить, но с менее набитым ртом.
— Спасибо.
— Ронда!
Ронда уступает в росте Борну, но в остальном такая же — мощная, громкая и кажется, что неповоротливая, но правильнее будет сказать размашистая. Я хочу еще молока и прошу ее налить мне еще.
— Никто не станет делать для меня какие-то особенные условия.
Я смотрю на протянутое мне молоко и чувствую, что вслед за “хорошо” пришел черед дурно. Я сначала не обратила на это внимание, выпила залпом, а теперь смотрю на стакан и не понимаю почему напиток розовый. Мозг давно решил эту загадку. Сознанию осталось принять его.
— Да-да, — бурчит женщина, разглядывая меня с самым мрачным выражением лица. — Там правда так херово?
Я жму плечами. Она первая из “гражданских” кто спросил меня об этом. Я продолжаю держать молоко, стараясь не смотреть на него и в какой-то момент просто поднести ко рту, сделать глоток, выпить залпом.
— Как в безумном Максе, но только
— Мэл был хорош, — мечтательно тянет Ронда. — Пока был молод, но сейчас уже не то. Обвислый зад не красит никого.
Она смеется всем телом, хватая себя под грудью. Мне грустно — морщинистому заду удалось спастись и плевать он хотел на все свои дома и яхты оставленные им в Лос-Анджелесе.
“Да, ладно бы вещи! У него там были друзья!”
Ронда спрашивает про Нью-Йорк, про кафешки, столовые и рестораны в которых была когда-то. Она называет имена поваров, но я качаю головой — имена мне не говорят ни о чем, среди моих знакомых не было тех кто умел варить потрясающие в своей прозрачности бульоны и супы.
— Приходи вечером, — она вручает мне еще один сэндвич. — Вот как сейчас.
— Спасибо!
Я обнимаю ее. Она милая и веселая, несмотря на свои грубоватые манеры.
— Приходи завтра!
Понимаю почему эта женщина прониклась ко мне симпатией — это дело одной пары лживых глаз(все они такие, эти вампиры), но все равно жутко благодарна ей, за убежище, например, и заботу.
Я возвращаюсь в каюту, ощущая себя пьяной от настигшего чувства сытости. Круассан с ветчиной я слопала пока шла обратно и совершенно не стыжусь этого.
— Куда ты пропала? — Свешивается сверху Паоло.
Я жму плечами, заваливаясь на кровать.
— Ела! А теперь спать!
— Что произошло вчера?
Алекс отпускает руку с зажатыми в ней витаминами. Она не понимает о чем ей толкует Хогарт. Она рассказала ему обо всем еще накануне, а повторяться… Нет-нет, ей этого совсем не хочется, но видимо придется, в помещении становится тесно от прибывшего народу. Все сплошь и рядом “чины”, старые, умудренные опытом, морщинистые, с каменными лицами. Они похожи на Борна. Брови и те седые, кустистые. Однако самого майора не видно.
— Я уже рассказала вам все.
— Вы рассказали им неправду!
Алекс смотрит на нашивки, крылья, погоны и ничего не понимает в этом. Они что, только сегодня новости посмотрели?
— О вас теперь не знает только ленивый! Слепой, глухой и немой!
— То есть где-нибудь в Африке или в Антарктиде, — говорит она себе под нос, отправляя в рот первую пилюлю.
Секундное молчание. Алекс становится неуютно под взглядами всех собравшихся, что дружно посмотрели на нее, стоило ей произнести все это.
— Эти твари! Они раздирают нас по кусочкам! Ваши фотографии везде! На всех каналах!
Уши закладывает от их криков.
— Вы мне ставите это в вину? Мне?
Алекс сжимает таблетки в ладони. Они стали влажными от волнения. Еще немножко и ее свободе может прийти конец. Но это собрание гомонящих клуш не длится долго — еще минута и все прекращается. Они как-то почти синхронно, говорят “кхм”!
— Что с нее взять?!
Вид у них как будто бы обескураженный и виноватый.
— В самом деле.