Одна в Америке
Шрифт:
И уверенными движениями Энджел приступила к небезопасной процедуре, поднося стальной полукруг щипчиков прямо к линии роста ресниц.
«Интересно, в каком возрасте у тебя выпадут ресницы? – вдруг подумала Ирина. – Не смогут же они терпеть такое издевательство вечно!»
Однако промолчала – ей больше не хотелось вступать с Энджел в словесную перепалку. Она уяснила для себя, что их взгляды на внешний вид и косметику – диаметрально противоположны. Ирина пользовалась косметикой только для больших мероприятий. Ей никогда не нравилось это ощущение закупоренности на лице. Как будто бы от ощущения искусственных частиц на коже её свобода автоматически уменьшалась. А Энджел, похоже, с каждым вновь нанесенным слоем чувствовала себя увереннее и взрослее.
По прошествии пятидесяти минут процедура нанесения макияжа была окончена, и довольная Энджел наконец-то смогла выйти из дома.
Когда девушки очутились на улице, то, не сговариваясь, зажмурились от слепящего солнца.
Несмотря на яркий солнечный свет, на улице всё ещё веяло утренней прохладой. Ирина поёжилась; сильный порыв ветра дохнул ей в лицо, разметав несобранные волосы длинного каре. Она замерла, сделала глубокий вдох и постаралась впитать прохладный горный воздух всей своей кожей – неожиданный прилив счастья закружил голову.
Прикрыв глаза и сделав козырьком ладонь, она с любопытством стала разглядывать окружающий пейзаж.
Беспорядочно посаженные высоченные деревья звучно шелестели посеребрёнными светом листочками. На горизонте, словно окаймляя чашу деревни, виднелась плотная цепочка невысоких гор. Они стояли так близко, что, казалось, протягивали Ирине руку в честь состоявшегося знакомства.
Ирину охватило незнакомое чувство – будто горы улыбались и обнимали, предлагая свою защиту и опору.
Она счастливо улыбнулась и, лёгкая, как ветер, побежала догонять Энджел, которая медленно удалялась по асфальтированной дорожке.
Через пять минут девушки уже стучались в дверь неприметного сельского домика, который отличался от дома Джонсонов разве лишь по цвету – он был бежевым. Никаких растений перед домом не росло, а потому он показался Ирине скучным и унылым.
Дверь открыла высокая худощавая девушка со светлыми прямыми волосами до плеч. Лицо её было несколько вытянуто, отчего красавицей Ирина её бы не назвала.
– Привет, Эйприл! Знакомься – это Ирина, наша гостья из России. Вчера она сказала, что любит «Битлз», и я решила познакомить её с тобой. Кто же в наших краях любит «Битлз», если не ты, – протараторила Энджел со своей привычной весёлостью.
При слове «Битлз» лицо Эйприл изменилось до неузнаваемости: из негостеприимного, замкнутого подростка она в один миг превратилась в самую доброжелательную девушку на свете.
– О, привет, девочки! Я так рада этой новости! Заходите скорее в дом.
И она поспешно провела их в свою комнату.
Комната Эйприл располагалась в мансарде дома. Лестница на второй этаж вела практически от входной двери, поэтому интерьера самого дома Ирина почти не разглядела. Единственное, что ей сразу бросилось в глаза, это уже знакомое ковровое покрытие, которое устилало не только пол, но и саму лестницу.
Когда Ирина переступила порог спальни Эйприл, то на секунду потеряла дар речи. Повсюду – на стенах, на двери, на зеркале – были наклеены плакаты группы. В углу комнаты стояла тумба, полная пластинок «Битлз». Ирина почувствовала, что сдувается, как воздушный шарик. Внезапно она поняла, что никогда не любила «Битлз», не была их фанаткой, ей просто понравились несколько песен этих ребят. Но что, спрашивается, ей делать теперь? Что говорить этой странной девочке, которая и на порог бы их не пустила без кодового слова «Битлз»?
– Ну, смотри на моё богатство! Какой альбом тебе больше нравится? – сразу же накинулась на гостью Эйприл.
– Я… Я не знаю… Мне нравится у них песня Yesterday и ещё одна Allyouneedislove.
В общем, через 10 минут невнятного блеяния Ирина полностью потеряла уважение Эйприл. Доверительный тон хозяйки сменился на некую смесь высокомерия и презрительного снисхождения. У Ирины было только одно желание – бежать из этого дома куда подальше. К счастью, у Эйприл тоже не осталось желания терпеть у себя незваных гостей, и она быстро нашла причину, по которой ей требовалось куда-то срочно идти.
Оказавшись на свежем воздухе, Ирина на минуту остановилась, чтобы отдышаться. Ей казалось, что она только что побывала на невероятно трудном экзамене, который, несмотря на все старания, всё же с треском провалила.
Сердце бешено колотилось от страха, что она не знает правильных ответов, которые были единственным средством завоевать сердце этой странной девушки – одной из лучших учениц класса, где ей предстояло учиться.
Интересным, однако, оказалось то, что Энджел вела себя так, будто не заметила всей стремительно разыгравшейся на её глазах драмы. Она продолжала о чём-то весело болтать, не обращая внимания на странные остановки и движения Ирины.
«Да, а ум-то у тебя птичий!» – глядя на Энджел, с досадой подумала Ирина.
Ей стало ясно, что откровения с этой сестрёнкой будут невозможны – она просто не сможет понять ни единого переживания, о котором могла бы ей поведать Ирина. И от этого Ирине стало ещё грустнее.
Вернувшись домой, Ирина увидела странную картину: Грэйс лежала на коврике посреди гостиной и невозмутимо качала пресс. Её совершенно не смутило появление девушек, и, не повернув головы на стук двери, она продолжала усердно поднимать ноги.
Энджел легонько толкнула Ирину в бок и показала на дверь своей спальни. Чтобы ненароком не помешать Грэйс заниматься важным делом, Ирина последовала за сестрой.
Плотно прикрыв дверь, Энджел почти шёпотом произнесла:
– Она такая правильная – эта Грэйс. Каждый день делает зарядку. А меня уже который год стыдит, что я не занимаюсь. – Потом вдруг посмотрела Ирине в глаза и добавила: – А я не виновата, что у меня нет силы воли. Ну, не могу я ноги поднимать по тридцать раз, как она. Не могу, и всё. Вернее, не хочу, и всё! – В последней фразе Ирина прочитала накопившуюся в душе Энджел злость, которую та, возможно, не находила, кому выплеснуть. – И вообще – я есть люблю. Ну, ты, наверное, заметила. – На её лице опять заискрилась улыбка, а в голосе зазвучал знакомый оптимизм.