Однажды орел…
Шрифт:
— Едва ли это было просто пиво, — заметила Томми Дэмон.
— Еще бы! Конечно же, не пиво. Горшок [89] — вот как они это называют. Бог знает почему. — Гертруда рассмеялась своим рассыпчатым, кудахтающим смехом. — Они что же, берут это из горшка, чтобы сделать сигареты, что ли?
— Чай, — задумчиво произнесла Томми. — Еще они называют это чаем. А еще — рифер, и магглс, и Мэри Джейн. [90]
89
Жаргонное
90
Жаргонные названия сигарет с марихуаной. — Прим. ред.
— Господи, откуда столько названий? — удивилась Жанна Мэйберри.
— Состояние экстаза, вероятно… Вы никогда не замечали, что все порочные наслаждения имеют сотни названий?
— Пожалуй, что так. Мне это как-то не приходило в голову.
— Ну, и что же произошло потом? — напомнила Томми Гертруде о незаконченном рассказе.
— Соседи вызвали полицию. Полицейские приехали и обнаружили, что представители нашего подрастающего поколения швыряют посуду и стулья Элли из угла в угол и распевают какую-то сумасшедшую погребальную песенку. Дети Элли — Бобби и Карен — в пижамах, тоже бесились и горланили со всеми вместе. И если вы думаете, что хоть один из этих дорогих деток испугался и спрятался в шкафу, то вы глубоко ошибаетесь. Никто. Это нее детские шалости. Кажется, зачинщик всего этого, нянькин дружок, сказал полицейским, что через три дня его забирают в армию и ему на все наплевать. «Хотиен, пиф-паф, — сказал он, — я не спешу в могилу. Совсем не спешу». Вот что они говорят. Разумеется, все это неправда. Ведь в Хотиене находятся лишь советники, да? Дипломаты…
— Не совсем так, — сказала Томми.
— Как бы там ни было, но они рассуждают так. Ей-богу, современная молодежь для меня загадка. Не понимаю я их…
— А я их понимаю, — медленно произнесла Томми. — У них такое же мироощущение, какое было и у нас в девятнадцатом году, только они не желают участвовать в этом. Они видят, как это начинается, знают, во что это превратится, и знают, почему так произойдет.
Обе приятельницы смотрели на Томми, озадаченно моргая.
— Томми, — сказал Гертруда, — ведь не хотите же вы сказать…
— Хочу. Именно это я и хочу сказать.
— Но не можем же мы допустить, чтобы они просто… задавили нас. Норм говорит, что если Хотиен будет потерян…
— …То будет потеряна Юго-Восточная Азия, потом Гавайские острова, а затем весь мир. Слыхала я это. — Томми вздохнула. — Интересно, так ли это, действительно ли будет так, как нам говорят. Лично я склонна усомниться в этом. — Гертруда смотрела на нее все еще с тревогой, и Томми, легко улыбнувшись, тряхнула головой. Ей не хотелось ссориться с этими двумя приятельницами, тем более из-за политики. — Впрочем, это не мое дело, — добавила она непринужденно. — Я свою жизнь прожила. Вы тоже прожили.
— Да будет так! — согласилась Жанна Мэйберри.
И женщины беззаботно рассмеялись. Одетые в брюки и блузки, они полулежали в складных креслах из алюминиевых трубок на тесной площадке-солярии за домом Дэмонов. Пробивавшиеся сквозь кроны сосен солнечные лучи были теплыми, но рваные клочья тумана, то и дело скользившие над головами женщин, заставляли их вздрагивать от холода и набрасывать на плечи шерстяные кофты. На кофейном столике из секвойи перед ними в беспорядке стояли пустые высокие
— Что он делает? — спросила Гертруда.
— Выкладывает оригинальную дорожку. Эти плитки из секвойи он купил по доллару за штуку. По дешевке, как я понимаю. А вокруг них хочет все засадить дихондрой.
— А, понимаю, сделать зеленый покров. Как бы я хотела, чтобы Норм заинтересовался садоводством! Он только и знает, что болтает в клубе о гольфе, а все вечера напролет смотрит телевизор. До самого последнего шоу. Пристрастился как к марихуане. Позавчера говорю ему: «Норм, бога ради, иди спать, ты ведешь себя, как девятилетний ребенок!» А он отвечает: «Еще пару минут. Я и не представлял себе, сколько картин пропустил». На прошлой неделе он пожаловался на боль в глазах, спрашивал, не знаю ли я, с чего бы это. Я ответила, что не знаю, черт возьми, не имею ни малейшего представления. Сказала, пусть садится поближе к телевизору, глазам, может быть, станет полегче… Вот если бы Сэм играл в гольф… Тогда бы Норм поменьше сидел дома.
— Сэм не станет играть в гольф. Когда мы приехали сюда, я уговорила его купить комплект бит, и он несколько раз играл, весьма недурно для новичка. Но потом утратил интерес. К этой игре Сэм относится с предубеждением.
— С предубеждением?
— Ну да. Гольф ассоциируется у него с представлением о финансовых магнатах, которые носят полотняные шапочки и живут в свое удовольствие, в то время как работающие дети смотрят на свет божий из зарешеченных фабричных окон. То же и с теннисом: Сэм не может простить теннису того, что в него играют богатые бездельники. К бейсболу и плаванию он относится иначе. Только в бейсбол он уже не может играть.
— Норм и Джерри обычно не упускали случая сыграть в гольф, когда вместе тянули лямку… — Спохватившись, что при вдовствующей Жанне Мэйберри развивать эту тему, вероятно, не слишком тактично, Гертруда проглотила остаток фразы и нахмурилась. — Томми, — спросила она после короткого молчания, — вы действительно так думаете?
— Что вы имеете в виду?
— Хотиен. Вы действительно думаете, что это не… является необходимостью?
Повернувшись, Томми посмотрела на морщинистое энергичное лицо подруги, на ее аккуратно завитые седые волосы. Гертруда Вудрафф была красивой женщиной и отличной женой военного.
Не ее вина, что Норм служил в штабе Пэкки Винсента, когда того отстранили от командования после Сиди-Бу-Нура, и некоторое время Норма, кажется, никто не хотел брать к себе. Какое-то мгновение Томми испытывала желание уклониться от ответа, но что-то не позволило ей промолчать. Если Герт и вправду желает знать ее мнение, она его узнает.
— Не знаю, что вы подразумеваете под необходимостью, — сказала Томми. — По-моему, это так же необходимо, как воровство или проституция.
— Да, но распространение коммунистического террора…
— Послушайте, если эта борьба в Хотиене так жизненно важна для нас, то почему мы не вступаем в нее? Почему мы не объявляем войну и не ведем ее, принося необходимые жертвы честно и открыто? Зачем вся эта скрытая возня, все украдкой?
Гертруда нахмурилась и ответила:
— Это не украдкой, просто теперь все так делают.
— О да, я вижу.
— Томми, — вмешалась Жанна, — не понимаю, как мы можем судить о чем-то, не зная того, что знают там, в Вашингтоне.