Однажды в Октябре
Шрифт:
Все, полковник на связи, — Товарищ Второй, докладывает Слон, прошли первую точку, опережаем график, — я глянул на светящийся в полутьме циферблат командирских часов, — примерно на пять минут.
В ответ слышу приглушенный смешок, и голос командира, — Товарищ Слон, уходите на запасной, район, к Путиловскому. Повторяю, уходите к Путиловскому, там вас встретят. И удачи вам! Конец связи.
Отвечаю, — Спасибо, товарищ Второй, и к черту! Конец связи.
Ну что же, к Путиловскому, так к Путиловскому, а это значит, что пока все обходится без нашего прямого вмешательства. Петергофское шоссе проходит буквально вдоль забора Путиловского завода. Еще четверть часа и вот уже мы въезжаем на заводскую территорию. Тут жизнь кипит ключом. Народ самый разный, отряды красной гвардии, солдаты пробольшевистски настроенных полков, какие-то местные офицеры и над всем этим бардаком царят полковник Бережной
Прибытие сорока БМП-3Ф, двенадцати самоходных гаубиц «Нонна-С» и четырех КШМ сразу остудило луженые глотки митинговых крикунов, и процесс формирования первой бригады Красной гвардии сдвинулся с мертвой точки. К каждой нашей роте должны присоединить отряд Красной гвардии в триста-четыреста штыков, после чего рота станет батальоном. Тут еще надо учитывать психологию красногвардейских командиров не желающих подчиняться «ахфицерАм», несмотря на то, что сами по себе они представляют всего лишь ноль без палочки.
Таких посылали на собеседование к Железному Феликсу, после чего у отряда, как правило появлялся новый командир у которого в голове были свои закидоны. Но худо-бедно дело двигалось и к вечеру мы уже сможем выпустить в город хотя бы совместные патрули. А ведь в самом скором времени сюда должна прийти и тяжелая гусеничная технику, которую сейчас разгружают в Торговой гавани, и тогда бардак может достигнуть крещендо. Боюсь, что вся эта публика, не имея перед собой общего врага, будет весьма сложно управляема. Тут нужен один хороший бой, который выжжет шлак и отделит агнцев от козлищ и мух от котлет. Беда только в том, что обычно в таком бою плохо сформированное и обученное соединение способно потерять до половины личного состава. Вот так.
С началом войны судоходство на Балтике практически замерло, и причалы Торговой гавани опустели. Лишь изредка приходили небольшие каботажные суда из Великого княжества Финляндского. Но вот днем 30-го сентября Торговая гавань вдруг ожила. Сначала, около полудня, к удивлению немногочисленных сторожей, у пустующих причалов появилась большая группа докеров. Часть их, вооруженная винтовками, и возглавляемая известным большевиком Дзержинским оцепила территорию порта, а остальные собрались у причалов и принялись вглядываться вдаль, будто ожидая прибытия каких-то неведомых кораблей. И, как ни странно, такие корабли появились на горизонте где-то около трех часов дня. В их внешнем виде было несколько странностей. Во-первых, они не дымили, что указывало на крайне дорогое нефтяное отопление. Во-вторых, как ни странно, на своих мачтах они несли отнюдь не флаги «Доброфлота» или например шведские, а андреевские флаги русского военного флота, несмотря на то, что один из них по силуэту был явным очень крупным грузовым пароходом. Таких здесь еще не видывали. На нем не было никаких признаков вооружения. Два других оказались явными пассажирскими пароходами, вооруженными лишь по случаю военного времени. Предводительствующий всей этой компанией крейсер незнакомых очертаний направился дальше ко входу в Неву, а транспорты пошли швартоваться к причалам Торговой гавани. Собравшиеся на пирсах докеры быстро и умело организовали швартовку прибывших кораблей.
Один огромный белоснежный пароход едва уместился у причала. Как только были закреплены швартовы, на борту гиганта ожили грузовые стрелы огромных кранов. Этот пароход для разгрузки не нуждался ни в чем, кроме причала, на который можно было бы опустить груз. Но из глубоких недр трюма на свет божий появились не связки мешков, или поддоны с ящиками, а легковые и грузовые авто, а также броневики непривычных очертаний. Два других корабля поменьше, были ошвартованы у двух других причалов, и с них по трапам бегом, прямо на глазах несколько ошарашенных докеров, спускались увешанные с ног до головы оружием солдаты. Они быстро садились в спущенные с борта большого парохода броневики, и по Гутуевскому мосту направлялись в город.
Но первым из порта выехали два небольших пассажирских авто. Водители обоих машин хорошо знали город пусть и в другом времени. Следом за одной из легковых машин последовал броневик с солдатами. Эта пара уверенно направилась в сторону Невы по четной стороне Обводного канала. Конечной целью ее маршрута был Смольный. Другая легковушка сразу за мостом свернула направо и направилась в сторону Путиловского завода.
Следом
13 октября (30 сентября) 1917 года, 17:15, Петроград. Зимний дворец
Весь вечер и всю ночь я провел без сна. После вчерашнего звонка Сталина и разговора с ним по телефону, я сначала успокоился. Лично со Сталиным я знаком не был, но, по отзывам знающих его людей, я мог сделать вывод о том, что это человек слова. Один из вождей большевиков подтвердил мне, что Сталин действительно имеет прямую связь с командующим той неизвестной эскадры, о которой рассказывал адмирал Вердеревский, и которая нанесла немцам катастрофическое поражение под Моозундом. Весь материал, который я прочитал в большевистской газете, был им получен из первых рук. По словам Сталина, эта эскадра имела в своем составе не только несколько крупных кораблей, способных легко разгромить любую эскадру любой страны мира, но и десантный корпус, в котором в большом количестве имелись тяжелые пушечные броневики, и новейшие боевые машины, именуемые на английский лад, «танки».
Вчера из нашего телефонного разговора я понял, что Сталин не блефует и говорит правду. По отзывам всех, кто сколько-нибудь его знал он, Сталин вообще не был склонен к какому-нибудь блефу. Скорее он был скрытным человеком, не выкладывающим на стол сразу всех своих карт, но если уж он засветил козыри, значит, игра сделана.
Как он мне сообщил, передовые отряды большевистского десантного корпуса будут в Петрограде уже сегодня днем. И если я не сдержу своего слова, они, вместе с отрядами красной гвардии и революционными солдатами и матросами, готовы по приказу лидеров большевиков взять власть силой. Так что выбора у меня нет. Или я ухожу в отставку со всеми министрами моего правительства, или… Что последует за этим «или», мне даже не хотелось думать…
Время от времени издали со стороны Смольного слышен странный гул. Посланный мной на разведку поручик, сообщил, что в Таврическом саду взлетают и садятся странные летательные аппараты с двумя большими винтами наверху. Гроза уже приближалась.
Я согласился на требования большевиков еще и потому, что Сталин гарантировал личную безопасность мне и моим министрам. Он даже мне издевательски посочувствовал, сказав в ответ на мою просьбу об охране: «Конечно же, дорогой Александр Федорович, мы предоставим вам надежную охрану. Ведь многие горячие головы могут решить с вами расправиться, а мы не можем, не имеем права допустить самосуда. Вы нужны нам живым и здоровым, по крайней мере, на этом этапе политической жизни России. Если кто из ваших министров опасается за свою безопасность, то пусть не стесняются, всем желающим из состава вашего правительства, охрана будет предоставлена…».
Какой позор! А ведь совсем недавно толпа почитателей меня носила на руках! Но политическое счастье переменчиво, а толпа не помнит прошлых заслуг. То она ликует и поет, — Осанна, осанна, — а через минуту беснуется и требует — Распни его!
В общем, я подумал и согласился. Жить то хочется. Потом, уже ближе к ночи я обрисовал создавшуюся ситуацию прибывшим по моему срочному вызову министрам моего правительства. Ознакомившись со всеми вещественными доказательствами изложенного мной, никто из министров не стал возражать против моего решения. Военно-морской министр адмирал Вердеревский и военный министр генерал Верховский, даже высказали желание работать в новом правительстве большевиков, если и не в качестве министров, то хотя бы товарищей министров. К ним готовы были присоединиться и министр юстиции Малянтович (ну, с эти понятно — он в свое время защищал большевиков на судебных процессах), министр земледелия Маслов, министр путей сообщения Ливеровский, министр просвещения Салазкин. Колебались в принятии подобного решении министр труда Гвоздев и министр торговли Прокопович.