Одно сплошное Карузо (сборник)
Шрифт:
– В страны капитала? – спрашивает жена, бросая на меня зоркий взгляд.
– Просто в теплые отравы, – бормочу я. – Ведь есть же на земном шаре места, где всегда тепло и не особенно жарко, где дуют океанские бризы и колышатся листья королевских пальм. Неужели никто из сотрудников нашего института никогда не увидит ни Фиджи, ни Гавайи, ни Бермуды, ни Калифорнии, наконец, пресловутой…
Как ты не понимаешь, возражает жена, мы работаем в режимном институте, нам не до теплых стран, не понимаешь ты международного климата.
Однако, возражаю я, из многих теплых стран к нам сюда в режимный институт многие ездят, почему бы и нам не прогуляться? Не понимаешь ты расстановки сил на международной
А по-моему, это ты чего-то не понимаешь – так впервые в жизни не совпали наши с женой взгляды на явления природы.
Впервые в жизни с тоской я окинул мысленным взором наш огромный город, заваленный снегом и задымленный грузовиками, многомиллионного жителя с кислым выражением лица, впервые в жизни с недоумением посмотрел я и на собственную персону – сорокалетний Иванов-Попов, проживающий всю жизнь в городе, где в основном процветает довольно неважный климат. С этим ощущением я провел весь свой рабочий день и даже как-то вяло наслаждался своим трудом в своем режимном институте, где мы столько лет выращивали свой секрет, который теперь всем известен. С этим ощущением я и в постель лег и «отключился от сети».
И вот то ли на следующий день, то ли на вчерашний, то ли вообще в неопределенное время вижу объявление в вестибюле: «Уважаемые товарищи сотрудники! Желающие совершить туристические поездки в Лапландию, Гренландию и Калифорнию могут обратиться в местком. Стоимость путевок соответственно: 50 рублей, 75 рублей и 1500 рублей. Ага, думаю, Галина Петровна, кто из нас неправильно понимает расстановку сил на международной арене?
В нашем городе немало существует экономических тайн, распространенных среди простого населения. Например, новый автомобиль «Жигули» стоит 8000 рублей, а подержанный 10 000 рублей. Еще один пример: средняя зарплата населения 150 рублей, но московские девушки разгуливают в сапожках по 200 рублей, которых к тому же не сышешь ни в одном магазине. Я полагаю, что все эти тайны опять же связаны с нашим неласковым климатом. Слишком уж тоненькая веточка Гольфстрима заворачивает к нашим берегам, в результате чего в наших магазинах никогда не продаются шапки из меха ондатры. По этой жe причине население хочешь не хочешь вынуждено их покупать и в них соответственно разгуливать. Мечта каждого москвича – дубленка, и у многих эта мечта осуществилась, хотя каким образом – совершенно неизвестно. Вот я, например, тоже человек осуществленной мечты – вызываю у окружающих нормальную зависть своей канадской миловидной дубленочкой, но каким образом она ко мне попала, я уж и сам не прослеживаю. Кажется, дело было так. Товарищ по преферансу позвонил товарищу по рыбалке, а тот своему другу по охоте, последний своему другу по теннису, а этот вышел снова на моего товарища по преферансу, и в результате я наслаждаюсь своей канадской дубленочкой. Конечно, никакие такие сложности были бы не нужны, если бы был в нашей столице климат помягче. Итак, официальная стоимость дубленки 450, а нормальная, стало быть, 1500, то есть, как вы уже догадались, приравнена к стоимости Калифорнии.
Подхваченный каким-то вдохновением, что, конечно, следствие художественной литературы (в ней причина множества необдуманных поступков), я выхожу в обеденный перерыв на промозглую, свистящую арктикой улицу, выбираю гражданина с мечтой в глазах и тут же продаю ему свою дубленку за указанную выше сумму. Следующий шаг – в местком, вываливаю на стол деньги – запишите, говорю, в Калифорнию. Хочу, дескать, людей посмотреть и себя показать. Честь советского человека будет на высоте.
Смотри, говорят, Попов, поосторожнее там с государственной тайной. Будьте спокойны, товарищи, говорю я, расширение горизонта научного работника способствует улучшению государственной
Быстро или медленно пролетели несколько зимних месяцев оформления документов – сказать не могу, потому что, когда человек одержим мечтой, границы времени, леди и джентльмены, для него существенно сдвигаются. Короче, наступил зимний месяц и зимний день отъезда в Калифорнию. На аэродроме Галина Петровна повыла надо мной в традициях русской женщины: как же ты, Попов миленький, обойдешься там без дубленочки, простудишься по дороге. Как обычно хлестала пурга, все отряхивались, тучи волоклись чуть ли не по аэродромному полю и настроение было некомфортабельное.
Взлетели мы в воздух, взяли курс на Калифорнию, и вот мы в Калифорнии. Не обманул меня ни Джон Боссанова, ни художественная литература, ни мечта моя окаянная. Солнце сияет, океанские бризы веют, королевские пальмы колышутся. Первое ощущение – восторг.
Наши товарищи из туристической группы, конечно, держатся стойко и на мою восторженную физиономию поглядывают хмуро.
– Не кажется ли тебе, Попов, что здесь излишняя сырость, – спрашивают товарищи.
– Нет, – говорю, – не кажется.
– Гримасы капитализма не видишь? – спрашивают они.
– Нет, – говорю, – не замечаю.
И тут же быстрым шагом подхожу к первому попавшемуся полицейскому.
– Господин полицейский, – говорю, – у меня есть желание попросить в Калифорнии убежища.
Первый попавшийся полицейский оказался не из худших: румяный, здоровенный уроженец теплой земли.
– Ищете политического убежища, сэр? – спрашивает он.
– Нет, сэр, климатического, – отвечаю.
– Наверное, из Копенгагена, сэр? – улыбается он.
– Почти угадали, – говорю, – я из Москвы.
– В общем, вам направо, – показывает он. – Политическое убежище у нас налево, а климатическое направо.
Иду я направо и прихожу к великолепному зданию, на котором написано «Центр по приему климатических беженцев». Встречает там меня великолепная мисс, подключает к соответствующему компьютеру и проверяет исходные данные.
– О’кей, мистер, Центру все ясно, – говорит она и везет меня в соответствующий участок побережья к соответствующему чудесному домику под пальмами. В домике уже передвигается соответствующая женщина, похожая чем-то на Галину Петровну, только загорелая и зубы блестят. Бегают соответствующие дети улучшенного варианта.
– Вот здесь будете жить, мистер Иванов-Попов, – говорит мне девушка из Центра. – Средняя годовая температура +26, ниже 24 не опускается, выше 28 не поднимается. Смен времен года практически не бывает. Ветер ласково веет, круглый год цветут грейпфруты, в вашем саду порхают колибри, у новой семьи чудный характер. Устраивает?
– Кажется, устраивает, – говорю я и слегка осматриваюсь. – Вроде бы подходяще.
– Советуем прежде всего выспаться, – говорит мисс. – Вот вам таблетка и как следует проспитесь, иначе не исключена возможность климатического шока.
Засыпаю в блаженстве, в мягком ложе, у открытого окна. Рокочет океан, щебечут колибри, телевизор напевает песенку.
Одна только мысль слегка тревожит: как же это так без смен времен года? Значит, и весны не будет? Значит, никогда не ждать весны? Улыбаюсь абсурдности своего бепокойства – если вечное лето на дворе, то зачем же весну-то ждать?
Итак, засыпаю. Надо мной в ласковом ветерке кружатся дружелюбные звезды. Мирно курлычет по телефону моя миловидная жена, с которой я еще не успел познакомиться. Под пальмой в бассейне плещутся стройные дети. Сладко спать в климатическом убежище, и только одна мысль слегка тревожит всю ночь – как же это? не ждать весны? не надеяться на весну? Нет, тут что-то не то, в этом надо будет получше разобраться.