Офицеры и джентльмены
Шрифт:
— Ca, madame, c'est genial. [59]
— Элджи, ты помнишь подземную корову?
Элджернон Ститч взглянул на Гая смущенно, но благожелательно. Представляя ему незнакомых людей, его жена чаще пользовалась иносказательными, чем определенными выражениями.
— Привет, — сказал он. — Очень рад снова встретиться с вами. Полагаю, вы знакомы с главнокомандующим?
Сестры-богачки обменялись полными недоумения, настороженными взглядами. Кто такой этот захудалый офицер? Son amant, sans doute. [60] Как
59
О, мадам, это гениально (фр.)
60
ее любовник, несомненно (фр.)
61
Подземная корова? Корова из метро? (фр.)
— О, дорогая, по-моему, подземная корова — это ее шофер. В этом есть что-то великосветское.
Кроме главнокомандующего среди приглашенных были: молодой магараджа в форме Красного Креста, министр по особым поручениям английского кабинета и выделявшийся изысканными манерами паша. Миссис Ститч, не слишком строго придерживавшаяся этикета, посадила Гая за столом справа от себя, но живо участвовала в общем разговоре. Тему для начала она предложила сама.
— Махмуд-паша, расскажите нам о Кейвефи.
Махмуд-паша — печальный изгнанник из Монте-Карло и Биаррица — ответил с хладнокровным видом:
— Такие вопросы я оставляю его превосходительству.
«Кто такой Кейвефи? Что он представляет собой?» — эти вопросы живо светились в черных глазах обеих сестер, сидевших по сторонам от хозяина дома, однако они придержали свои пунцовые язычки.
Английский министр по особым поручениям, по-видимому, был начитан по Греции. Он начал подробно объяснять. Дама, сидевшая справа от Гая, заметила:
— Возможно, они говорят о Константине Кавафисе? — Она произнесла это имя совсем-иначе, чем миссис Ститч. — Мы в Александрии в эти дни не слишком восхищаемся им. Понимаете ли, он весь в прошлом.
Главнокомандующий сидел с унылым видом, имея на то веские основания. Все ускользало из-под его контроля, и все обстояло из рук вон плохо. Он долго ел молча. Наконец он неожиданно сказал:
— Я прочту вам поэму, лучшую из когда-либо написанных в Александрии.
— Декламация! — объявила миссис Ститч.
Сказали мне, Гераклит,Сказали мне, что ты уж мертв…— Это просто изумительно! — воскликнула греческая дама. — Как поэтичны все ваши деловые люди! Они не социалисты, я надеюсь?
— Тише, — прошептала миссис Ститч.
…Да, смерть — она уносит всех,Но их унесть не может!— Очень мило, — заметила миссис Ститч.
— Я могу прочитать это по-гречески, — сказал министр по особым поручениям.
— Быть гречанкой в настоящее время, — сказала дама, сидевшая рядом с Гаем, — это значит жить в тоске и печали. Мою страну распинают. Я пришла сюда
— Символично.
— Это символично. Но не помогает моей стране. Это немного помогает нам здесь. — Она приложила к сердцу руку со сверкающими бриллиантовыми кольцами.
Главнокомандующий слушал молча. Мысленно он тоже был на горных перевалах Фессалии.
Магараджа говорил о скачках. На следующей неделе две его лошади должны участвовать в скачках в Каире.
Вскоре все поднялись. Главнокомандующий пересек веранду и подошел к Гаю.
— Второй батальон алебардистов?
— В настоящее время нет, сэр. Оперативная группа Хука.
— Ах да! С вашим бригадиром дело обстоит неважно. Похоже, что вы останетесь не у дел. Очень плохо с судами. И так все время. Да, но мне уже надо было бы быть на пути в Каир. Вам в какую сторону?
— Сиди-Бишр, сэр.
— Как раз по пути. Хотите, подвезу?
Адъютанта пересадили на переднее сиденье к шоферу. Гай уселся рядом с главнокомандующим. Машина очень быстро подкатила к воротам лагеря. Гай собрался выходить.
— Сидите, сидите, я довезу вас до места, — остановил его главнокомандующий.
В этот день караульную службу у ворот несли каталонские эмигранты. Небритые, со свирепыми лицами, они столпились вокруг большого автомобиля и тыкали дулами автоматов в открытые окна машины. Затем, убедившись, что в ней сидят их временные союзники, они расступились, распахнули ворота и в знак приветствия подняли вверх сжатые в кулак руки.
Начальник штаба бригады покуривал, развалившись в шезлонге у откинутой полы своей палатки. Распознав флажок проезжавшего автомобиля, он вскочил как ужаленный, ринулся к зеркалу, застегнулся на все пуговицы, собрался с духом, надел тропический шлем, вооружился стеком и припустился бегом по той самой песчаной площади, на которой утром Гай муштровал свое отделение. Автомобиль важной персоны уже удалялся. Навстречу майору шагал Гай с путеводителем под мышкой.
— А, Краучбек, это вы. Наконец-то! А мне показалось, что эта машина главнокомандующего.
— Да, это была она.
— А зачем она сюда попала?
— Меня подвозила.
— Водитель не имел права ехать с флажком главнокомандующего, если главнокомандующего не было в машине. Вам следовало бы знать это.
— Но он был в машине.
Хаунд измерил Гая строгим взглядом:
— Вы случайно не пытаетесь морочить мне голову, Краучбек?
— Я никогда не осмелился бы. Главнокомандующий поручил мне принести его извинения полковнику. Он хотел остановиться здесь, но вынужден спешить в Каир.
— Кто сегодня несет караул?
— Испанцы.
— О господи! Они хоть построились как полагается?
— Нет.
— О боже!
Хаунд стоял в нерешительности, терзаемый противоречивыми чувствами — спесью и любопытством. Любопытство победило.
— Что он сказал?
— Он читал стихи.
— И больше ничего?
— Мы разговаривали о проблемах нехватки судов, — ответил Гай. — Это чрезвычайно беспокоит его.
Начальник штаба повернулся и пошел прочь.
— Между прочим, — добавил Гай, — сегодня я, по-видимому, обнаружил в церкви вражеского агента.