Офицеры советских подводных крейсеров.
Шрифт:
Но тут же под воздействием хода и тех же рулей, он наклонился на нос и стрелка глубиномера начала медленно отсчитывать набираемые метры глубины. Всё, что было плохо в отсеках закреплено, самоходом поползло искать более удобные места. Старшины отсеков давали «дрозда» подчинённым за нерадивость крепежа бегающих предметов и те быстро устраняли свои промахи.
Дифферент начал отходить. Присмотревшись к глубиномеру, Антон убедился, что корабль занял заданную глубину погружения.
— Командиру боевой части пять удифферетовать подводную лодку на глубине 40 метров, скорости 6 узлов, с дифферентом полградуса на нос, — прозвучала команда командира.
Командир БЧ-5 Валентин Веселов в свои 40 лет, как и любой главный механик на корабле назывался «дедом». По существу, этому названию соответствовала только его седая, совсем белая, умная голова. Всё остальное: живые карие глаза, подвижная стройная фигура, доброжелательная улыбка делали его человеком энергичным и, в соответствии с фамилией, весёлым. В будущем Веселов, буквально, помолодеет и повеселеет, когда после очередного отпуска приедет с волосами на голове, покрашенными в ярко-рыжий цвет. Вызвав некоторое удивление и замешательство своих сослуживцев, на втором дыхании молодости наш рыжий «дед», фигурально, будет поражать насмерть лучшую половину человечества и укладывать их штабелями в закрома побед своего мужского очарования. Это всё будет в будущем. Пока же в их базе в Западной Лице не было ни жилого городка, ни женщин, о которых подводники могли только мечтать. Все эти молодые, пока цветущие превосходным здоровьем, парни были заброшены судьбой в глухие, необжитые места Заполярья, отчасти по собственному желанию, а больше по велению советской действительности. Этой же действительностью они были на многие годы изолированы от всех благ цивилизации непробиваемой бронёй безучастия к судьбе отдельно взятого человека, стеной тотальной секретности, недоверия и подозрительности. С одной стороны жёсткий отбор человеческого материала режимом власти, с другой — прицельное воздействие непознанного, невидимого, работающего в подводной стихии атома, безжалостно отбрасывали пострадавших и слабых людей в отходы производства, выживших сильных и способных — делали подневольными, но настоящими подводниками.
Вот и сейчас они занимались делом — дифферентовали подводный крейсер. В принципе, ничего хитрого в этом процессе не было: нужно было плавучесть многотонного крейсера привести к положительному значению близкому к нулевому; затем выровнять моменты сил по крену и дифференту. Это позволяло кораблю под действием работы гребных винтов и рулей парить и плавать с разной скоростью в заданном коридоре глубин моря.
После определённых манипуляций с цистерной плавучести и дифферентными цистернами механик быстро и уверенно справился с поставленной задачей. Крейсер на ровном киле белой лебедью послушно удерживал заданную глубину погружения.
После команды «Окончена дифферентовка» были поданы и произведены соответствующие сведения и доклады из отсеков в центральный пост, внесены коррективы в ведомость журнала дифферентовки и командир её утвердил. Наконец, по назначенной командиром боевой готовности № 2 первая боевая смена подводников заступила на вахту.
Командир корабля утвердил схему маневрирования крейсера в полигоне. Назначил режим использования средств регенерации воздуха. Задал предел необходимой мощности работы атомных реакторов и дал разрешение экипажу готовиться к обеду.
Особое место на кораблях военно-морского флота занимали приборки: ежедневно малые — утром, перед обедом и ужином; большая — в субботу. Они были такими же обязательными и привычными, как восход и заход солнца. В этом процессе борьба за чистоту корабля и здоровье людей при помощи швабр, ветоши, щёток, наждачной шкурки, мыла и смёток было делом святым. Заглядывая во все многочисленные углы и шхеры, драили, чистили, наводили блеск на все медяшки, железки, железяки и приборы, подметали и убирали свои заведования и таким образом становились участниками приборок все офицеры, мичманы и матросы корабля.
В конце большой приборки комиссия во главе со старпомом проверяла качество чистоты и порядок во всех отсеках крейсера. Главной лакмусовой бумажкой проб был белый платок.
Обнаружив на платке пыль, комиссия проверку в этом отсеке прекращала. Обычно несколько слов говорил старпом, хотя и без слов всем всё было понятно… — приборка там повторялась.
Во время приборки руки и ноги приборщиков были заняты работой, голова особым творчеством не загружалась, язык же был свободен в выборе любых тем для разговора.
— Товарищ мичман, а почему ракетчиков причисляют к каким-то «бечелюксам»? — показалась из-за стойки автомата пеленга и дистанции любопытная голова Беляева.
— Почему, почему — по традиции! Неофициально бечелюксами называют боевые части один, два, три, четыре-РТС. Товарищ лейтенант, откуда у этой традиции выросли ноги? — усердно смахивая невидимую пыль с пульта управления пуском ракет, обратился к Антону уже сам Глебов.
— Ну, конечно, не из того места откуда обычно растут ноги у людей, а из жизни, вернее, из истории развития флота и совершенствования конструкций кораблей, — начал рассказывать Антон. — Во все времена моряки артиллеристы пользовались уважением и занимали особо почитаемое положение в иерархии корабельных специальностей. Перечисленные Глебовым боевые части, комплектовались моряками, специальности которых представляли исторически сложившуюся аристократию профессий. Ветер, парус, непредсказуемая стихия океана и оружие — именно они создали и поддерживали на морских судах и кораблях флота особое положение бечелюксов.
С появлением паровой машины, заменившей парус, значение и вес морских профессий несколько переместился вниз в трюма. Техническая экспансия заполнила до предела железные корпуса кораблей и загнала туда же практически всех «аристократов». «Деду»- главному механику, безраздельному хозяину и авторитету трюмов, пришлось несколько потесниться — пока только местом.
Стереотип кочегара, пропитанного угольной пылью и потом, вылезшего из преисподней машинного отделения, накрепко зафрахтован в памяти не одного поколения моряков. Да и сейчас, обслуживая движители и другие механизмы, механикам трудно уберечь одежду и тело от загрязнения горюче-смазочными материалами.
— Точно так, — «прогудел» здоровенный детинушка, вымахавший на радость маме и папе под 190 сантиметров ростом старшина стартовой команды старшина 1 статьи Алексей Ошитков.
— Механиков и трюмных и сейчас зовут чёрножопыми маслопупами.
Алексей приоткрыл лючок ракетной шахты, убрал наждачную шкурку в карман, дунул на блестящий медью кремальерный затвор. Сунул голову в шахту и оттуда, усиленное её внушительным объёмом, донеслось его удовлетворительное:
— Порядок!
— Ты что, Алёша, на дне шахты искал чумазых кочегаров? — под смех подводников задал вопрос Глебов.
— Не обнаружил. Сил моих не хватает отваживать любопытствующих. Не положено на приборную палубу пускать народ из других боевых частей! Так нет. Лезут! Мы только посмотрим, только посмотрим, — улыбаясь ответил он.
— Эй, народ, кончай травить баланду, скоро обед, шагайте ко мне, угощу витаминами на любой вкус, — сквозь лаз прохода с жилой палубы 4 отсека призывно прозвучал голос корабельного врача старшего лейтенанта медицинской службы Умрихина Анатолия.
На этой палубе рядом с лазом по левому борту корабля, прижимаясь к ракетной шахте, разместилась каюта, на двери которой, стараниями управленца-оператора главной энергетической установки и по совместительству корабельного секретчика старшего лейтенанта Володи Разуваева, красовалась надпись «Секретная часть». Чуть ниже этой надписи было нарисовано внушительных размеров мохнатое ухо. Ещё ниже чётким шрифтом, с огромным восклицательным знаком в конце, пропитывая окружающее пространство настороженной подозрительностью, впечатляла ещё одна надпись: