Офицеры советских подводных крейсеров.
Шрифт:
— Как это «какая»? — переспросил маленький Володя.
— Ну, хорошая, плохая, умная, злая, заботливая, компанейская или бессердечная, — уточнил Антон.
— Владимир задумчиво посмотрел на Антона, перевёл взгляд на Светлану и уловив мысль, радостно выпалил:
— Она такая как мама! Только мама — это мама, а Наталья Осиповна — это Наталья Осиповна.
Своей маленькой дружной семьей Липовецкие в свободное время много гуляли, посещали кинотеатры, театры и цирк. Невольное более близкое знакомство с бытом семьи Бандур заставило Антона посмотреть на город и его жителей несколько под другим углом зрения. Находясь под впечатлением официального мнения, что жители этого города герои, неизмеримой ценой сотен тысяч жизней отстоявшие его от сдачи врагу, Антон действительно, с каким-то чувством трепетного уважения относился к этим людям, пережившим страшную блокаду. Бандуры, со своей старшей дочерью — тогда маленькой Анютой так же находились в блокадном городе. Как-то разоткровенничавшись «Кесто» поведала:
— Да, не дай бог никому такой жестокой войны! Натерпелись мы страха. Наш отец тогда заведовал продскладом и мы не голодали. Боялись только за Анюту как бы её не съели, уж больно она была упитанной и пышной. Своё ремесло и, главное направление определяющее тип работы, старый Захар не поменял — он и сейчас трудился на ленинградском хладомясокомбинате. Правда, «охранял» его так, что всё что находилось в городском холодильнике, то и было на столе Бандур, только в несколько меньших количествах.
Места работы Клавдии Николаевны можно было проследить по содержанию мешков и баулов, распиханных в кладовой и на антресолях. Чего тут только не было! Антон был сражён наповал количеством изделий «приобретения» с последнего места работы — фабрики спортинвентаря: куча гантелей, дисков, ядер и пудовых гирь.
— Зачем вам всё это? — недоумённо спросил Антон.
— Вот ещё задача! Подумаешь, сейчас воруют все, — удивляясь неосведомленности Антона, произнесла Клавдия. — Наш приятель Артём Петрович работает на пивзаводе имени Степана Разина. Видели у нас пиво «Двойное золотое» и «Бархатное»? Так вот, у него вся квартира заставлена этими бутылками с пивом! Его штаны и куртка, как пулемётная лента, изнутри усеяна потайными карманами. Сколько бутылок за один раз после смены он выносит с завода я не считала, однако думаю пива на хорошую компанию хватит. А ниже этажом во втором подъезде нашего дома живёт пенсионерка Кирилловна — работала на пуговичной фабрике. Пожалуйста, у неё любые пуговицы на выбор — обеспечит спрос не на одну пятилетку!
— Что ж это делается с людьми и творится с их жизнью? — размышлял Антон. — Выходит, что кроме тех ленинградцев, которые во имя свободы своего города из последних сил, голодая, на чашу весов победы выкладывали свои жизни, встречались и такие, которые во имя своего благополучия и сытого желудка готовы были заложить, обворовать и предать бога и чёрта.
— Нет, хороших настоящих людей больше — на них мир и держится.
Вы бы посмотрели, как и с каким достоинством нес домой табель успеваемости и первую похвальную грамоту после окончания первого класса Владимир. Конечно, ещё неизвестно кто больше гордился: отец, которому всеми обожаемая Наталья Осиповна со словами благодарности за сына вручила эту грамоту или сын, заработавший её. Но довольны были оба! Вечером, отмечая это событие, Липовецкие пили чай с тортом совместно с Бандурами.
— Вот, Наталья, посмотри табель: одни пятёрки и грамота…, красивая! А у тебя одни тройки, — прогудел Захар.
— Да ну тебя, отец! Зачем мне пятёрки? Выйду замуж и буду жить припеваючи, — скороговоркой, отмахиваясь рукой, ответила дочка.
— Да, да — замуж! За фулигана Петьку из соседнего двора, что ли!? — так скорее по привычке, чем по существу спросила мать.
— Ещё чего, нужен мне Петька! — фыркнула Наталья. — Я не дура! Найду себе старичка с денежкой, машиной и дачей. А при деньгах таких Петек…, прибегут сами, только помани пальчиком, — не задумываясь, своими «доводами» девица уложила-таки на лопатки всех присутствующих.
— Ох, что-то я сомневаюсь, — подумалось Антону. — Денежные старички на улице не валяются. Да и такому «Хавосу» они явно не по зубам. Скорее достанешься ты Петьке или пойдёшь по рукам. А вообще-то девица упрямая как и братец: чем черти не шутят, когда боги спят….
— А что это мы хлыщем чай, да чай? — вопросительно мотнув головой, произнёс Захар. — По стопарику, что ли? Он нагнулся, вытащил из тумбочки и потряс, наполненную самогоном, «литруху».
— По стопочке можно, только не больше, — согласилась Клавдия. — Ты же помнишь, как никакой пришёл с гостей у Артёма Петровича на пасху?
Захар потряс головой, видимо отгоняя дурные неприятные воспоминания. Он замахал, открещиваясь свободной рукой, скривил лицо и сказал:
— Соль на душу не сыпь…. Ой, как вспомню: водка, пиво…, как сначала было хорошо и как плохо после. Хорошо, что ничего не помню, но всё равно, как мне напомнят, то и сейчас в животе бурчит.
Да, этот «концерт» семья Липовецких так же хорошо запомнила. Домочадцы с трудом затащили пьяного Захара в квартиру. Окончательно его заклинило в ванной. Лёжа и поблевывая он причитал:
— Боже! За что же я мучаюсь? За что же, боже, ты выворачиваешь меня наизнанку…. Сколько добра пропадает зря — выходит из меня и спереди, и сзади…. За что страдаю, прости грехи наши, боже?
Окончательно убедился Антон: славные Ленинградцы — ушедшие в небытиё и живущие сейчас в этом городе — люди разные. Просто одни в силу обстоятельств, воспитания, восприятия жизненных ценностей способны на большее — на то, что мы называем самопожертвованием или подвигом во имя людей живущих. Другие же, обделённые, существуют как трава при дороге и ценность своей жизни измеряют величиной куска, который умещается и проходит через отверстие их рта. Но те и другие хотят жить — жить по-человечески и кто имеет право их осуждать?
— Ладно, — уже во всеуслышание сказал Антон, — давайте выпьем за то, чтобы нашим детям жилось лучше, чем нам и они были счастливы.
На классах наступала пора экзаменов и зачётов. Для Антона не то чтобы это была пора совсем горячей, но будучи офицером организованным, ответственность момента он сознавал. Что говорить — даже Степанов больше не спал. Как и прежде он заинтересованно бегал по аудитории и потряхивал фуражкой. Только в фуражке ворошились не рублёвки, а гармошки «шпор»
— Давай — давай, шевелись! Остались только вы, самые безответственные писаки, — с завидным упорством выбивал он недоимки шпаргалок с Семёнова и Коблова.
— Вот даёт, — удивился его резвости Мусатов. — Степанов, брось «шпоры», лучше собирай деньгу для культпохода по Ленинским местам!
— Ага…, чего рты раскрыли! Вот дожму этих лодырей, сдадим завтра экзамен по оружию и тогда Степанов к вашим услугам. Только с тебя, Мусатов, не рублик, а два. У тебя «будка» вон какая, да и сам ты амбал, дай боже! — под общий смех закончил он.
По установившейся традиции, тот же Степанов в своей фуражке перемешал бумажные трубочки с номерами и каждый слушатель собственноручно вытащил одну из бумажек. Тут же «рок судьбы» по взаимному согласию между офицерами несколько подправлялся и список очерёдности следования слушателей на экзамен был составлен окончательно. Опять же, таки по согласию, учитывая, что Антон по основной — изначальной профессии был ракетчиком и на руку для начала был хорош, то его выдвинули первым номером вне конкурса. Степанов оказался где-то посредине и был доволен и счастлив.