Офицеры советских подводных крейсеров.
Шрифт:
Если бы подводный крейсер мог говорить, то недовольство множеством экстремальных манёвров, производимых подводниками с целью учёбы, заставляющих его механизмы и железный корпус работать на пределе прочности, выразил бы примерно так:
— Хватит! Да угомонитесь вы, не увлекайтесь! Обратите внимание: мои гидроакустические уши заложены будто ватой неблагоприятной гидрологией моря — слышу плохо и не далеко. В зимний период холодное дыхание Арктики встречалось с, растерявшим свою температуру по бесчисленным шхерам Скандинавского полуострова, тёплым течением Гольфстрим. Вкупе с циклонами, идущими из студеной Гренландии, они создавали погоду неустойчивую, капризную и штормовую. Сопротивляясь холодам, море Баренца в прибрежной пока незамерзающей зоне парило. Оно образовывало тучи мельчайших охлаждённых капелёк воды, которые зависали над её поверхностью плотно, без малейшего просвета. В этом «киселе» над водой не было видно ни зги — видимость нулевая.
Под водой гидроакустические лучи, изломанные и скрюченные градиентами холода, уходили в дно грунта мелководья бухт и заливов и там, упокоившись, теряли свою энергию. Короче: дальность обнаружения целей гидроакустическими станциями была маленькой…. Надводные корабли и суда шли умеренным ходом, их радиолокационные станции перегревались от непрерывной напряжённой работы. Они были похожи на застывших от холода филинов, которые в гуще ветвей, медленно перебирая лапами, напоминали о своём существовании, следующими последовательно через две минуты продолжительными сигналами «У-у-у-ух!».
В 4 отсеке подводного крейсера по учебной аварийной тревоге усилиями аварийной партии был потушен условный пожар электрооборудования. Теперь в поте лица, при аварийном освещении ракетчики старались заделать уже вторую по счёту условную пробоину в прочном корпусе. Все моряки включились в аппараты ИДА-59 в положении кранов на дыхание через атмосферу. Вентили на кислородном и гелиокислородном баллонах были плотно закрыты — дыхательную смесь газов, которая обеспечивает жизнь людям в течение 6 часов нужно было беречь.
Подводники дышали тяжело, воздух, наполняющий их лёгкие, засасывался и выбрасывался в атмосферу с шумом и свистом, подобно натруженным переизбытком глубины дельфинам, выбрасывающим и засасывающим через дыхательные сопла атмосферный воздух.
Сквозь запотевшие стёкла масок дыхательных аппаратов при тусклом свете аварийного освещения они кое-как могли что-то видеть. Кроме того, благодаря прямому сообщению лёгких с атмосферой, удерживая зубами во ртах переполненные слюной загубники, им можно было разговаривать друг с другом. Правда, речь, сопровождаемая гудением, сопением и бульканьем, больше напоминала способ общения наших братьев меньших. Однако, потренировавшись, при большом желании и необходимости понять кое-что было можно.
Первую «дырку» в корпусе корабля ракетчики заделали при помощи раздвижного упора. Со второй условной пробоиной дело обстояло посложней. Место, выбранное Антоном, было труднодоступным и неудобным. Вообще, заделка пробоин при поступлении воды внутрь прочного корпуса на глубинах погружения подводных лодок более 100 метров занятие бесперспективное и безнадёжное. Подступиться к пробоине возможно только если давление поступающей воды будет уменьшено до 1,5–2 килограмм на сантиметр квадратный.
Динамическое давление струи воды более 10 атмосфер человека оглушит, отбросит и покалечит не хуже острого ножа. Единственный способ что-то предпринять — это попытаться, увеличив скорость, всплыть и одновремённо создать противодавление подачей в аварийный отсек воздуха высокого давления. При этом нужно помнить, что отсечные переборки могут удерживать максимальное избыточное давление не более 10 атмосфер.
Трудно себе представить, как в этом ревущем и свистящем аду человек может осознанно бороться за свою жизнь. Однозначно: без тренировок и мужества естественного происхождения, закреплённого опытом многодневных упражнений, этот подвиг, даже во имя сохранения своей жизни, никто из людей совершить не может.
Сейчас, когда всё жизненное пространство было ограничено тонкой скорлупой прочного корпуса корабля, защищающего подводников от разрушительной стихии воды, отдавая приказания, Антон убедился насколько трудно их выполнять без должного умения и сноровки. Клапан подачи воздуха высокого давления в отсек, открытый мичманом Глебовым на несколько секунд, моментально покрылся изморозью. Мощный рёв освобождённого сжатого воздуха, воздействовал не только на железо. Он заставлял вибрировать не столько ушные перепонки, сколько давил на психику людей, выжимая из подсознания тень страха, который выходил холодной влагой пота, выступающего росинками на лицах моряков.
И тут главное — командир: не растеряться, не дать ослабевшим побежать и сдаться на милость врага или стихии. Сопротивляться, работать — команда за командой: неси, держи, укрепляй; подушка, клин, брус; загоняй пробку, бей со всего размаха кувалдой по клину! И не важно, что сорвалась и по руке или ноге — пулемёт раскалился, но стреляет до последнего патрона! А если нет выхода, то во весь рост…. Погибшим — слава, выжившим — честь! Но пока они вместе — о славе не думают. Они борются за жизнь и во имя жизни до последнего вздоха остаются людьми.
Хорошо потрудившись в завершающем учении по борьбе с радиоактивной опасностью, усталая подводная лодка вместе с выдохшимся экипажем развернулась на сто восемьдесят градусов и легла на обратный курс. Штурмана готовились калибровать лаги по замеренным скоростям на Мотовской мерной линии. Компрессоры сняли избыточное давление в лодке. В отсеках всё имущество и механизмы начали приводить в исходное положение по-походному.
Повеселевший матрос Христенко, укладывая в сумку ИДА-59, философски изрёк:
— Та хай ему, чёрту лысому, в пекли гыкалка нападе!
— Мыколо, за что ты его, сердешного, награждаешь гыкалкой? — в свою очередь спросил, расставляя инструмент на аварийном щите, Беляев.
— Хиба ж бог миг стильки навыдумывать и все послать на нашу голову? — Та николы! Ее богу, тут без рогатого не обошлось! — развивал свою мысль украинец.
— Если сказать правду, то этот проклятый резиновый загубник я уже четвёртый год пытаюсь перекусить и выплюнуть вместе с маской ИДА-59, - в сердцах высказал наболевшее пожелание старшина 1 статьи Ошитков и грюкнул аварийным брусом, закрепляя его на штатном месте.
— Размечтались… — вступил в разговор мичман Глебов. — Жить захотите — будете, как миленькие, дышать через трубочку! Тут наше спасение: дыхание, — он похлопал ладонью по аппарату дыхания, — а в этих бачках, закреплённых на подволоке отсека, аварийный запас пищи. Существуют они, чтобы в аварийных условиях подводник дышал, питался, боролся с катаклизмами ситуаций, побеждал и жил. Понимаешь Христенко, побеждал во имя жизни!
— Усё я понимаю, товарищ мичман, Жить я не против. Та хиба ж це жизнь!? Мордуют и мордуют! Хиба ж это правильно: всё время мордой об землю? Цикаво получается — нужно всю жизнь страдать, чтобы в кинци кинцив померты….