Оглянись во гневе
Шрифт:
Но оказывается, что за формой нет содержания. Лютер думал, что он вступает в сообщество людей, которым открыта высшая мудрость, неизвестная ему, а увидел добросовестных мелких чиновников, отправляющих свои обязанности по привычке, не задумываясь о существе. Внутреннее противодействие Лютера системе, частью которой он стал, наиболее резко выявлено в сцене общей исповеди монахов. На фоне монотонного бормотания, признаний в мелких провинностях и отступлениях от формы звучит страдающий голос Лютера, который вопрошает бога о смысле жизни. Осборн рассматривает католическую церковь как авторитарную идеологическую систему. Поэтому сомнения. Лютера, переходящие в бунт, имеют непосредственное
В «Лютере» автор последовательно борется против традиционного изображения героизма. У Осборна Лютер наделен многочисленными физическими слабостями, повышенной нервозностью. Будущего вождя Реформации терзают кишечные боли и беспокойные сны, он панически боится темноты и публичных выступлений.
Исторический Лютер не отличался болезненностью — об этом говорил и сам Осборн. Тем очевиднее желание драматурга сделать своего героя уязвимым, для того чтобы возвысить значение борьбы, которую он ведет, невзирая на физические и нравственные мучения.
Одержимость идеей — стержень характера Лютера у Осборна. Желание говорить с богом без посредников, то есть желание полной духовной свободы, — для Лютера жгучая внутренняя потребность, такая же непреодолимая, как страсть к исследованиям у брехтовского Галилея. Внутренняя борьба Лютера драматична оттого, что вынашиваемая им, еще до конца не осознанная идея сталкивается со всем комплексом идей иерархического общества, отрицая их. Ясность и простота мироощущения далеко в прошлом, в детстве, куда нет возврата. В настоящем предлагается свод формальных правил — это не заменяет веры, с этим жить нельзя. Для Лютера выбор в пользу новой идеи мучителен, но неизбежен.
На следующем этапе Лютер предстает сложившимся человеком, доктором теологии, готовым к тому, чтобы бороться с идейными врагами. Осборн в специальной ремарке, относящейся к оформлению, подчеркивает, что личный, внутренний этап духовного развития Лютера кончился. Из замкнутого монастырского интерьера действие переносится на ярмарочную площадь, запруженную толпой: в город прибыл Тецель, знаменитый торговец индульгенциями. Сцена с продажей индульгенций необходима для понимания того, как Лютер, погруженный в свои личные проблемы, стал полемистом и оратором: деятельность Тецеля, «церковного торгаша», сыграла роль последней капли. Лютер открыто, в проповеди, провозглашает разрыв с авторитарной системой:
«…Вы должны понять, что спасения никогда не дадут ни индульгенции, ни святые дела и никакие вообще дела на земле».
«…Каждому дана своя жизнь и свой образ смерти, и, кроме тебя самого, никто не волен ими распоряжаться…».
Заявив о своей позиции, Лютер оказывается лицом к лицу с властью; ему предстоит нелегкая борьба.
Тецель не может быть серьезным противником Лютера — его ума и красноречия хватает только на то, чтобы одурачивать невежественных бедняков. Они с Лютером, случайно столкнувшись, выражают взаимную ненависть — и это всё. Папа Лев X — тоже не оппонент, хотя и по другой причине. Этот утонченный, любящий. светские удовольствия итальянец-аристократ не желает унизиться до разговора с немецким монахом-плебеем: «Вепря, вертоград господень разоряющего, нужно загнать и убить». Аристократическому презрению папы Лютер противопоставляет плебейскую ненависть и плебейский грубый юмор: в своей проповеди он сравнивает главу церкви с рыбой, обглоданной кошкой, и бросает папскую буллу в огонь.
Главный оппонент Лютера, выступающий от имени власти, — Каетан, папский легат в Германии. Быстро убедившись, что обычные методы — дипломатия и угрозы — не действуют на упрямца, Каетан начинает спор о существе дела. Главный аргумент Лютера против старой иерархической системы: она лжива. Главный контраргумент Каетана: но она система. Каетан задает Лютеру вопрос, бьющий в самую сердцевину: что может предложить индивидуализм людям вместо старой системы, которая хоть как-то связывала их? На этот вопрос Лютер ответить не может. Слова Каетан а о том, что когда-нибудь движение, начатое Лютером, породит барьеры между людьми, остаются без возражения: эти слова, как эхо, повторяют сомнения самого Лютера.
Лютер не может обрести душевное равновесие, потому что независимо от себя, логикой своего собственного духовного развития он оказался в ситуации, когда от его слова зависят судьбы миллионов. Конечно, речь идет не об историческом Лютере, а о герое пьесы английского драматурга. Как известно, подлинный Лютер вначале призывал народ к расправе над католическим духовенством, а затем, испугавшись размаха народного восстания, стал выступать против насилия. Осборновский Лютер ни разу не произносит воинственных слов, и это принципиально важный момент: иначе вся пьеса была бы другой.
В третьем действии Осборн приводит своего героя к величайшему триумфу — и немедленно после этого к величайшему падению. Триумф — сцена Вормсского рейхстага, на котором Лютер в присутствии всех владык Европы заявил, что не откажется от своих еретических книг. Падение — финал Крестьянской войны, представленный символически: Лютер хочет, как обычно, взойти на кафедру, но видит труп убитого крестьянина; Рыцарь, исполняющий роль Ведущего, возлагает на Лютера руку, смоченную в крови одного из людей, Лютером преданных.
Предательство Лютера, которое сначала выглядит неожиданным, неотвратимо вытекает из убеждений, ради которых Лютер порвал с католической церковью, которые он торжественно провозгласил перед всем миром в Вормсе. Разговор с Рыцарем (и затем, в финале, с Штаупицем, старым другом Лютера) не прибавляет ничего принципиально нового к тому, что уже известно о позиции героя, — она только уточняется до конца. В последней сцене Лютер, признав, что крестьяне боролись за правое дело, говорит: «Человек не может умереть за другого, не может верить за другого, отвечать за другого. Поручись за другого — и ты уже в толпе. Надо жить своим умом и умереть за самого себя — это самое большее, на что мы имеем право рассчитывать».
Эти слова — не вывод пьесы, не окончательное решение спора. У другой стороны, Рыцаря и Штаупица, всего один аргумент, но этот аргумент — кровь людей, которую не смыть рассуждениями.
«Лютер» кончается на распутье. Осборн так и не определяет свою позицию, предоставляя выбор между точками зрения самим читателям и зрителям. Единственное, что можно с уверенностью сказать о конечном выводе автора: вместе с Лютером он надеется, что маленький сын Лютера продолжит искания отца.
Концовка «Жизни Галилея» не была такой неопределенной (хотя вывод и не исчерпывается какой-то одной простой формулой). Расхождения между Брехтом и Осборном, конечно, не сводятся к этому. Они определились, в сущности, с самого начала «Лютера». У Брехта судьба героя и его идеи раскрыта во взаимодействии с социально^исторически-ми силами. Для этого Брехту совершенно не обязательно подробно показывать различные слои общества, объяснять их положение и т. д. — иногда бывает достаточно уяснить, что значит для героя кружка молока. Осборн пишет психологическую драму. Он не пренебрегает общественными закономерностями, но его занимает не причина, а следствие. Он предпочитает показать одно звено — всю цепь должны мысленно восстановить читатели или зрители его пьес.