Огненная судьба. Повесть о Сергее Лазо
Шрифт:
Сергея забросали вопросами о настроении офицерства. Будто бы многие настроены враждебно и не собираются присягать Временному правительству. Придется с ними поработать, разъяснить. Что ни говори, армия покамест — единственная реальная сила.
Первые минуты возбуждения прошли. Сергей наконец получил возможность спросить о том, что мучило сейчас солдат в казарме. Что же дальше-то будет?
— То есть? — не понял Григорий. — Что вы имеете в виду?
— Ну, царь отрекся, Временное правительство. Все это так. Но это все, чего мы добивались и к чему стремились?
— Батенька, — завопил Григорий, — работы непочатый край! Немедленно приступаем к выборам в Совет. Большевики, да буде вам известно, настроены весьма решительно. Противостоять им можем только мы. И мы их сломим. Тут многое можете вы, военные… Обеспечьте нам победу в ротах, в батальонах… ну и, естественно, в полку. Скажу по секрету: к нам сюда, в Красноярск, комиссаром Временного правительства назначается Крутовский. Уверяю вас, контакт с ним обеспечен. Это мы берем на себя. На вас ложится практическая сторона…
— К солдату нужен особый подход, — заметил Лазо. Ада Лебедева усмехнулась.
— Вы же ходите у них в любимчиках! Советую обратить внимание на Бовкуна. Человек основательный и у солдат пользуется авторитетом. Правда, поглядывает на большевиков!
— Это пройдет, — уверенно заявил Григорий. — В отличие от нас большевики сильно успели в работе среди солдат. Здесь у нас просчет. Надо наверстывать. В вашем полку работают солдатские кружки. Много нелегальной литературы поступает из Томска. Не забывайте, там университет, квалифицированные кадры…
О снабжении нелегальной литературой Сергей Лазо ничего не знал.
— Теперь будете знать! — заявила Ада. — Пора. Наступает горячее время.
Разговоров хватило до самого утра. Стало светать. Сергея напоили чаем, и он отправился в казарму.
Город еще спал. По заснеженной улице плелся в обшарпанных санках ночной извозчик. На голову Сергея свалился с дерева целый сугроб снега. Он съежился — снег попал за ворот. Сегодня он не делал зарядки и не обтирался — некогда.
Двор казармы истолчен солдатскими ногами. Унтера обучали запасных.
Завидев Лазо, унтер затянул:
— Ир-рна-а! Р-равнение…
Козырнув, Лазо скомандовал:
— Вольно. Продолжайте.
Удаляясь, он слышал бравый голос унтера:
— Ир-рна! Образование выправки слушай. Пятки вме-стях, носки разведены на ширину приклада… Голова… ты, дубина, слушай! Голова держится прямой по своей высоте над землей. Всякий видит: ты есть солдат и готов отдать свою жизнь за веру, царя и отечество…
В полку как будто ничего не переменилось. Царя вчера не стало, однако армия, инструмент войны и подавления недовольных, продолжала оставаться вне политики.
В помещении офицерского собрания светились все окна. На крыльце Лазо столкнулся с Бовкуном. По привычке солдат отпрянул и вытянулся. Лазо протянул ему руку.
— Ищете меня? Что случилось?
— Ваше благородие… виноват, товарищ… Лазо, послезавтра заседание городского Совета. К нам приходили от железнодорожников, из мастерских. Мы их в общем-то поддерживаем… Я
«Прав, прав старый солдат. События обрушились лавиной. Теперь каждый час приносит столько нового!»
— Успокойтесь, Вовкун. Подпоручик Смирнов не прав. Скажите вашим товарищам из мастерских, что могут приходить свободно.
— Покорно благодарим!
Открыв дверь, Лазо увидел, что, несмотря на ранний час, все офицеры были в сборе. Чувствовалась напряженность, лица хмуры. Подпоручик Смирнов метнул взгляд на вошедшего Лазо и продолжал:
— Вчера полковой командир получил сообщение из Новониколаевска. Ссыльные устроили праздничное шествие. Солдаты отказались подчиняться офицерам. Прапорщик Слезкин не вынес этого безобразия и застрелился. Единственный нашелся человек!
После угнетенного молчания кто-то из офицеров напомнил, что следует подумать о выборах. Ротный командир зверем глянул на дверь, через которую недавно дерзнул проникнуть в офицерское собрание рядовой Бовкун, и снова вспылил.
— Дожили: солдат указывает офицерам! И это армия? Разврат! Кабак-с!
Подпоручика поддержали, раздалось сразу несколько голосов. Офицерами овладело смятение. В одночасье рухнуло все, чем держалась армия. Командовать станут какие-то выбранные голосованием?! Не исключено даже, что во главе полка или дивизии окажется какой-то штафирка из мастеровых или из недоучившихся студентов! А это что еще за новость — ротные, батальонные и полковые комитеты? Ну пускай бы выбирали каких-то там своих рачьих и собачьих депутатов, но в армии? Пропала армия!
— Предупреждаю, — продолжал подпоручик, — у меня в роте никаких выборов. Армия должна оставаться армией! А кто хочет голосовать, пусть отправляется в десятую роту.
Прапорщик Курилов несмело заметил, что приказ о выборах пришел из Петрограда, от военного министра Временного правительства.
Смерив его взглядом, ротный процедил сквозь зубы:
— Я давал присягу своему государю!
На прапорщика Курилова было жалко смотреть. Как бы в свое оправдание он пробормотал, что в настоящее время у солдат пропало боевое настроение первых месяцев войны.
— Это не солдаты, а предатели! — отрезал ротный. — Враг остается врагом, и мы обязаны его разбить.
— Но если солдаты откажутся идти в бой? — спросил Лазо.
Подпоручик смерил его взглядом с головы до ног.
— Для этого и существуют офицеры. Настоящие русские офицеры! — с нажимом на слове «русские» произнес Смирнов.
Сергею уже передавали, что ротный за глаза называет его азиатом, — за смуглость лица и неправильный разрез темных глаз.
События, однако, пошли наперекор подпоручику Смирнову. Во всем полку начались необыкновенно шумные митинги — выбирали командиров и членов комитетов. Подпоручик Смирнов сказался больным, выборы в роте состоялись без него. Благоразумно поступил подпоручик, солдаты припомнили ему все обиды.