Огненное лето
Шрифт:
Ной закрыл глаза и шумно вздохнул.
— Скажите мне все, доктор.
— Она наглоталась дыма. Это очень опасно. Но, слава Богу, мы вовремя дали ей кислород. Кроме того, у нее серьезные ожоги на правой стороне шеи, на правом плече и, опять же, на правой руке. Они причиняют ей боль и очень беспокоят. Но я не думаю, что непременно придется делать пересадку кожи.
Ной слушал так напряженно, что у него заболела спина. Он уже думал о том, как будет оказывать ей помощь.
Доктор тронул Ноя за плечо. Он поднял на него глаза.
— Еще что-нибудь?
— Да, — грустно улыбнулся мистер Моллоу. — Хотите верьте, хотите нет, но мисс Лейверти родилась в рубашке. Начальник противопожарной охраны сказал, что Энн упала. Причем с чердака даже не на второй этаж, а прямо на первый. У нее были все шансы разбиться насмерть, но она отделалась небольшим сотрясением мозга, переломом ключицы, двух ребер и растяжением сухожилий у голеностопного сустава.
— Господи!.. — застонал Ной, обхватив голову руками.
Но что, черт возьми, произошло в доме до начала пожара? И сколько на теле Энн еще ран? Как у нее с сердцем?
За спиной доктора возникла медсестра и что-то шепнула ему на ухо. Мистер Моллоу сжал Ною плечо и негромко сказал:
— Надо быть рядом, когда она очнется. Я пойду.
Ной опустился на ближайший стул и уронил голову на руки. Совершенно очевидно, что Энн в очень тяжелом состоянии. Надо обязательно дождаться заключения, насколько опасно это сотрясение мозга! И какой степени ожоги? Он должен, обязан знать все!
Не помня себя, Ной вдруг сорвался со стула и бросился к дверям палаты. Но здесь его остановила медсестра.
— Вы куда?
— Мне необходимо задать еще один вопрос доктору.
— Извините, — ответила медсестра, загораживая Ною дорогу, — но доктор сейчас занят.
— Я только что с ним разговаривал, — попытался он обойти медсестру. — Это касается Энн Лейверти.
Выражение ее лица смягчилось, но держалась она по-прежнему непоколебимо. Видимо, давно привыкла к напористости родственников пациентов.
— Может быть, я могу вам помочь? — учтиво спросила медсестра.
— Я хочу ее видеть.
— Это абсолютно исключено. Мисс Лейверти все еще не пришла в себя. Кроме того, она находится в палате для больных, получивших серьезные ожоги.
— Ожоги действительно очень серьезные?
— Извините, но я не имею права давать какие-либо комментарии на эту тему.
— А что в отношении сотрясения мозга? — продолжал допытываться Ной. — Это опасно? Она была в состоянии комы?
Медсестра с большой симпатией посмотрела на надоедливого посетителя и мягко сказала:
— Сядьте, ради Бога! Я
— Поймите, женщина, которая там лежит, значит для меня все на свете! Она без сознания и совсем одинока. Я хочу ее видеть. Должен видеть! Мне нужно ей сказать…
Ной почувствовал, что теряет рассудок. Ведь он рассказывает совершенно чужому человеку то, в чем еще не до конца уверен сам. Но гордость сейчас должна молчать! И он, с отчаянием глядя на медсестру, сказал:
— Я должен сказать этой женщине, что люблю ее и она должна стать моей женой!
— Понятно, — тихо и очень ласково ответила сестра. — Я знаю, как вам сейчас трудно.
— Вы не можете этого знать!
— Знаю. Но это совсем другой разговор. А сейчас я пойду к доктору. Что-то он скажет… У нас существует правило не допускать к пациентам с серьезными ожогами никого, кроме ближайших родственников.
Ной опешил. Разве он только что не сказал этой женщине, что собирается стать мужем Энн Лейверти? Так в чем же дело?!
— Видите ли, — начал он в запальчивости, — вы не…
— Ной! — неожиданно раздался чей-то голос за его спиной.
Он обернулся и увидел стоящую в дверях Розмари. Глаза ее были совсем нормальными — слава Богу! — но испуганными.
— Что происходит? — спросила старая женщина.
Медсестра воспользовалась моментом и юркнула в палату. Ной сделал было движение, чтобы ее удержать, но вовремя остановился.
— Я ничего не знаю, — ответил он Роз мари. — Абсолютно ничего!
На лице Розмари отражались грусть и глубокое волнение. Она с симпатией посмотрела на Ноя и, вздохнув, сказала:
— Я тоже очень расстроена всем этим!
Ной был уже не в состоянии говорить о чем-либо и отвернулся к окну. Но Розмари взяла его за руку и повернула лицом к себе.
— А ты сам как себя чувствуешь?
— Прекрасно! — резко ответил Ной, снова отвернувшись к окну. — Я беспокоюсь не за себя, а за Энн. Ей очень плохо!
Розмари с такой силой сжала обе его руки, что Ной был вынужден посмотреть ей в лицо.
— Мне очень жаль Энн, — сказала Розмари. — Но далеко не только из-за ран и ожогов, которые она получила. Дело тут гораздо серьезнее.
— Что вы имеете в виду, Розмари?
— Это долгий разговор.
Ной вдруг почувствовал необъяснимую боль и закрыл глаза, поняв, что иначе просто-напросто сойдет с ума.
— Я знаю, что ты не хочешь об этом говорить, Ной, — продолжала Розмари. — Но все же выслушай меня внимательно.
— Розмари! — в отчаянии воскликнул Ной.