Огненные Ифриты
Шрифт:
— Держись, Маргит! — крикнул он, повернув к ней разгорячённое скачкой лицо.
Колесницу тряхнуло, и царь засмеялся, показав белые зубы и блестя глазами. Его захватил азарт погони и дух соперничества. Их обходили с двух сторон всадники на лошадях, и царь гнал свою четвёрку.
Сумасшествие в крови, бешеный грохот окованных медью колёс, как дикий барабанный гром, рёв труб и пронзительные вопли — свирепая радость и безумная игра, в которой ставкой может стать жизнь. Так отдаваться риску может либо безумец, спешащий к смерти, либо бессмертный.
Два круга сливающихся медных спиц, как бешеные мельницы смерти, как круглые ножи в горле преисподней, молотят всё подряд — и зазевавшуюся птицу, и не успевшую удрать гиену, и упавшего с лошади загонщика. Мгновение — и нет его! Летим!
Пустыня мечется в глазах, земля пугается, ручьи взлетают тучей брызг! Несётся всё живое, словно в пропасть устремившись! В неистовство приходит, глядя друг на друга! В единой массе огромных тел, звенящих мышц, мелькающих копыт — несутся! Несутся, сами заводя себя в беспамятство затягивающей гонки! Летим, летим!
Из зарослей у реки выскочило стадо буйволов — их спугнули у водопоя, и теперь они заметались, испуганные криками, возбуждённые опасностью и страхом. В воздухе витала ярость, проникала в жилы, питала кровь, гнала прочь осторожность. Вожак взбесился и понёсся на коней, нагнув рога и ничего не видя. Он врезался в толпу загонщиков и разогнал их стройный ряд. Всадники расступились на скаку, пропустили сквозь строй могучих самцов и приступили к бойне самок и телят. Рёв, крики, стоны огласили берег.
Царская колесница пролетела дальше и в одиночестве помчалась вдоль реки. Делая широкий разворот на всём скаку, Соломон не увидал, что пересёк дорогу стаду взбешенных слонов — они бежали прочь от разверзшейся резни. Из ада крови, из криков погибающих, от облак пыли!
Пронзительный вопль над самым ухом, и кони рванули в сторону, едва не перевернув колесницу. Царь резко бросил тело вправо, перевесясь через край, почти упав и едва не уронив Маргит. Он не выпустил поводья, держа одной рукой ременные петли, другой — царицу. Мгновение она видела свою смерть, так близко проходящую от её лица — бешено вращающиеся спицы колеса. Ионийский шлем, сделанный на мужчину, сорвался с головы царицы и в миг один исчез в разверзшемся аду — даже звука не издав. Затем рука царя её вернула к жизни, втащив обратно в колесницу.
Он поворачивал четвёрку, выгнувшись всем телом, готовый разорваться от нечеловеческих усилий. И пересилил своей волей мощь животных. Он повёл их против стада, и оно бежало в обе стороны, вздымая пыль и оглушительно трубя.
— Бей, Маргит! — кричал он. — Бей!
Не понимая ничего, она упёрлась спиной в опору сзади, одной ногой в передние перила и выхватила из колчана сразу четыре стрелы. Три в зубы, одну — на тетиву. Одна за другой влетали стрелы в грудь слонов. Животные взревели и заметались за улетавшей колесницей, образуя свалку. Тогда бегущее стадо стало разбегаться, освобождая путь колеснице.
Царь
— Куда ты?! Хватит! — кричала Маргит.
Он засмеялся и стал нахлыстывать коней.
— Вернуться без добычи?! О, нет!
Нет, так она не охотилась никогда! В Сабее никогда так не охотились — там охота была искусством! Это сумасшествие, это самоубийство! Это не охота — это война!
Ревущие от ярости гиганты мчались едва ли не быстрее боевых коней. Взбешенный слон опаснее десятка львов, стадо обезумевших самцов способно снести целый город.
Она взглянула в лицо царя и ужаснулась: это было нечто худшее, нежели безумие — это была расчетливая ярость, холодный гнев, рассудочное пламя, упоение игрой со смертью.
Правя жесткою рукою, царь теснил своей гремящей колесницей вожака, и тот сворачивал, сбивая с ровного пути других самцов.
Он обходил их, заставляя избегать себя, и вдруг сделал то, чего предвидеть было невозможно. Держа одной рукой все вожжи, он выхватил кинжал и левой рукой нанёс слону удар в переднюю лодыжку. Слон затрубил, споткнулся и упал, а стадо сбилось и помчалось в сторону. Следом заворачивал на колеснице Соломон. Он гнал добычу к ловчим с их сетями и путами.
В вечернем мареве разгорались костры, блистали шелками царские палатки, шипело мясо на кострах, рекой лилось вино. Загонщики, стрелки и прочие со смехом и разговорами перемещались по охотничьему лагерю — все восхищались множеством добычи. Уже отправлены в Аксум шкуры, мясо, клетки со зверями, птицами. Завтра охотники отправятся в обратную дорогу, а пока здесь царит безраздельная радость и грубое веселье. Охотники находят особое удовольствие дразнить пленных хищников. В центре круга мечется посаженый на цепи леопард, а смельчаки выходят, чтобы, приблизясь на удар лапой, перепрыгнуть через зверя.
В палатке красного полотна сидят трое. Они не ищут более сильных впечатлений — они сыты охотой. Теперь все трое просто отдыхают.
— Твоя добыча больше всех. — сказал гостю Калеб-зу-Навас. — Ты загнал целое слоновье стадо.
— Я хотел сделать тебе приятно. — учтиво поклонился Соломон.
— Ты даришь мне свою добычу?! — изумился муккариб.
— Конечно. Это мой прощальный дар. По прибытии в Аксум я потороплюсь уйти в дорогу. Дела не ждут.
Калеб был доволен: охота была отличной. А царица Савская отчего-то побледнела.
***
Возвращение в Аксум было триумфальным, как будто это была не охота, а победный марш.
— Ты была прекрасна. — сказал царице Соломон. — Я никогда не видел столь отважной женщины. Правду говорят про тебя, что правишь ты в своей стране мужской рукой.
— И сердцем женщины. — пробормотала Маргит, которая знала эту поговорку.
Они уже въезжали в Аксум, и сказочная встреча с возлюбленным царём подходила к финалу. Он уезжал, но не звал её с собою. Не этого ждала прекрасная царица. Она-то думала: он упадёт к её ногам и будет умолять о счастье.