Огненные Ифриты

Казанцева Марина Николаевна

Тогда царица Савская поднялась, накинула тёмный плащ свой и вышла. Она шла к шатру царя, который никто не охранял. Это было безмолвное приглашение.

Она вошла и увидала, что он не спит. Лежит в постели и так же смотрит в окно над головой, на ночные звёзды. Тогда царица Савская скинула бесшумно плащ и пошла по коврам к Соломону.

— Моя ночь. — сказала она, наклоняясь над ним и волосами закрывая от звёздных глаз лицо царя.

— Твоя, Маргит. — тихо отвечал он.

Тихо-тихо утекает время, мгновения испаряются за каплей капля — всё уходит. Так медленно, так незаметно, так скоротечно и так невозвратно.

Лучшее мгновение жизни — когда же оно было? Успело случиться, и ничего не сказало, не предупредило. Когда же были лучшие наши годы, дни, часы, минуты? Когда всё это было? Неужели это и был тот миг, который только что прошёл?

Есть нечто, что мы будем вспоминать на смертном своём одре, в преддверии вечного ухода. И говорить себе, сознавая неизбежность этого последнего момента: я буду, умирая, помнить… Я буду помнить этот миг — пусть он будет моей памятью в необратимости, единственной нитью, связующей душу с жизнью. Есть ли у меня такой момент, который вечен? Ведь уходя и растворяясь навсегда в недолговечности, я буду вечно жить, пока нить памяти будет утекать в пространство, минуя звёзды, минуя многие миры, минуя океаны пустоты, и будет связывать меня с тем мигом, в котором я жила… живу. Да, я плыву там, далеко, среди безмолвия и черноты. Живая, юная, счастливая. Там что-то есть, там кто-то есть, там их много. Там все они. Все они — ушедшие навеки, навсегда. До той поры, пока не обойдя Вселенную от края и до края, тонкая волна живой души не обретётся в неведомом вещественном начале. Тогда откроет свои глаза, чтобы увидеть новое небо. Вдохнёт глоток иного воздуха. И ощутит присутствие, и почувствует знакомое нечто, и где-то в глубине себя поймёт и скажет: разве не с тобой мы были тогда, много-много лет назад? Разве не с тобой нас соединила в кратком миге вечность? Я знаю: это были мы. Вот почему мы снова вместе. Кто-то почерпнул ладонью воду из ручья — в ней мы с тобой, две капли.

— Почему не говоришь ты мне слов Песни Песней? Отчего не слышу я её хрустальных строк?

— Это была Песнь разлуки, плач сердца, зов одиночества. Пусть молчит она до той поры, пока нас не разлучит время.

— Я знаю, мы будем ещё долго жить — и ты, и я.

— Я знаю, Маргит. Я знаю это. Мне, как и тебе, открыто многое. Но мы не властны над судьбой. Она сильнее.

— Мы уже сломили судьбу. Мы обошли её. Мы совершили то, чего она нам не велела.

— Это ты так думаешь, на самом деле ты не знаешь, где подкрадётся она и исподтишка нанесёт удар. Ты не знаешь её лица, ты не знаешь её путей, ты не ведаешь её коварства.

— Нет, Соломон! Вот ты, вот я, и больше нет ничего! Только наша воля!

— О, если бы… — тихо сказал он.

***

Рано утром, когда он счастливо заснул, царица осторожно встала. Улыбаясь, Маргит вышла из палатки на росную траву. Всё прошедшее казалось ей невероятным, и в то же время предельно чётко она ощущала каждое мгновение этой необыкновенной ночи. Если очень долго о чём-то думать, вспоминать, лелеять в памяти, то в день своего пришествия оно покажется эфемерным, как этот утренний воздух. Как дымка на далёких холмах, спящих среди тишины безветрия. Как тихо шепчущий ручей, несущий свои воды за призрачными зарослями.

"Я не хочу, чтобы он видел меня с растрёпанными волосами, с побледневшим лицом, небрежно одетую. Это не единственная ночь, просто первая в той длинной череде ночей, которые нас ждут. Сегодня вечером мы встретимся опять, а днём я буду для него тайной. Тайной…"

Она легко скользнула в свою палатку, не нарушив

ничьего сна, и нашла в сундуках всё, что нужно. Не она их собирала, не она положила в них то, что нужно в дорогу женщине. Но в них всё было. Не забыто ни мыло, ни полотенца, ни щётки для волос, ни зеркала, ни благовония, ни масло. Всё было столь заботливо уложено, что она поняла: это Соломон. Он знал: она пойдёт за ним в дорогу, и позаботился о том, чтобы у его женщины всё было.

Сама эта мысль делала царицу Савскую счастливой. Она схватила шкатулку с принадлежностями, полотенца, накинула плащ и побежала в сторону ручья.

Вода была довольно холодна, но так приятна! Вдыхая тонкий аромат египетского мыла, царица стала омываться, сбросив тонкую сорочку. О, она сама могла варить такие чудные мыла, даже и получше!

Глядя зачарованным взглядом на бегущую воду, она медленно вытирала полотенцем руки, плечи, бёдра. Когда-то за ней ухаживали десятка два служанок, ублажая свою повелительницу тонкими маслами, воскуряя ароматы, стеля по полу ковры из лепестков. Всё это ничто против этого тихого утра. Жизнь во дворце казалась ей далёким, бледным сном, чем-то вроде существования куколки, пока из кокона не выбралась на белый свет прекрасная бабочка.

Стоя на плаще, Маргит медленно натянула свободный хитон, надушенный благовониями. Это был любимый ею аромат ирисовых корней и орхидей. Затем принялась расчёсывать щёткой свои чёрные волосы, ещё влажные после купания. Заколок она с собой не прихватила, поэтому пришлось идти обратно с распущенными кудрями.

"Царь очарован твоими кудрями" — вспомнилось ей из Песни Песней. О, это лишь бледное отражение силы подлинного чувства!

Туфли были слишком несерьёзны для утреннего выхода — это просто два лилейных лепестка, в которых только и ходить по коврам. Они промокли и потемнели. К тому же были холодны — она замёрзла после купания в ручье.

Маргит нагнулась, чтобы поднять с травы плащ и в этот миг услышала резкое хлопанье крыльев. Мелькнула белая тень, и прямо перед ней опустился на траву ангел.

Он несколько утратил своё сияние, но не стал более похож на человека — слишком был он совершенным.

Ангел стоял прямо перед ней, преграждая ей путь обратно. Крылья бледно просвечивали за его спиной, то проявляясь, то исчезая, словно хрусталь в воде — как будто выныривали и пропадали в ином, нереальном измерении. Но сам ангел был более чем реален. И очень зол.

Он стоял и молча смотрел на неё своими золотыми глазами, в которых плавилась ненависть.

— Чего ты хочешь? — наконец, проронила слово Маргит. — Убить меня?

— Было б хорошо. — ответил ей жестокий вестник небес.

— Моё оружие всегда при мне. — напомнила ему царица.

— Зачем ты пошла с ним? — спросил ангел. — Разве я не предупреждал?

Она каждое мгновение ждала атаки и потому вся собралась от напряжения. Вопрос застал её врасплох. Это было довольно странно: он пугал её, но не нападал. И тут вдруг Маргит догадалась: он не смеет! Поэтому у него и меча нет с собой! Она встретилась с царём, и ангел ничего не смог поделать!

— Лилит — это твоя попытка остановить меня?! — догадалась она.

Ангел переменился в лице и внезапно отступил — царица поняла, что попала прямо в точку!

— Ты вступил в союз с демоницей, чтобы убить меня! — дошло до Маргит и более невероятное предположение.

— Я должен был не допустить вашей встречи. — сказал он.

— Почему?!!!

Вместо ответа он вдруг горячо воскликнул:

— Оставь его! Слышишь? Уходи, улетай! Лети в свою Сабею, будь царицей, правь хоть сотню лет, хоть тысячу — я всё дам тебе! Только оставь его!