Огненные птицы
Шрифт:
Лили снова залезла на стул, схватилась за тяжелую багетовую раму и посмотрела на шнурок, на который вешали картину, чтобы определить правильную позицию. Она внезапно заметила небольшой бумажный сверточек, заткнутый между рамой и подогнутым лишним куском холста. Не колеблясь ни секунды, она протянула руку и достала его.
Повесив картину на место и спрыгнув на пол, она подошла поближе к свету, чтобы рассмотреть его. Очень осторожно она развернула многочисленные слои бумаги, и в руках у нее оказался небольшой конверт. Ощупав его, она убедилась, что внутри него что-то лежало. На самом
Разрывать конверт Лили не решилась, опасаясь повредить буквы. А чтобы вскрыть его не повредив, необходим был какой-нибудь инструмент. Пилка для ногтей вполне бы подошла. Ей и в голову не пришло, что прочтение этого послания могло как-нибудь потревожить дорогих ее сердцу призраков Аманды и Сэма. Лили была убеждена, что они бы ее поняли.
4
Лондон. 1970 год.
«А что ты здесь ожидала увидеть? – спрашивала себя Лили. Запряженные лошадьми коляски и трубочистов? Сейчас тысяча девятьсот семидесятый год. Диккенс давно умер, и да здравствуют «Битлз»!
Лили приехала в Англию по причине своего неумения рисовать. Ее мечта стать архитектором, ее отчаянье от мысли, что ее мать не сможет ее послать сюда, в колледж, ее восторг, когда она узнала, что деньги на ее учебу откладывались с незапамятных времен – Ирэн так и не сообщила ей, кем именно – но Лили была убеждена, что ее отцом, который погиб. Так вот от всех этих восторгов теперь и следа не осталось. В конце своего первого года обучения дома у Лили были весьма посредственные оценки, и в итоге она провалилась на всех экзаменах по искусству.
– У меня в голове масса интереснейших идей, – говорила она своей матери. – Но архитектор должен воплощать эти идеи на бумаге, чтобы другие люди смогли их увидеть и осуществить. Я не в состоянии это сделать.
– А ты толстеешь, – заметила Ирэн.
Лили с полуслова поняла ее. Дело было в том, что когда у Лили случались неприятности, она постоянно что-нибудь ела. И, как следствие, прибавляла в весе, что, в свою очередь, говорило Ирэн о состоянии дел ее дочери лучше всяких словесных объяснений.
Ирэн предложила Лили сменить будущую специальность. Вместо этого Лили решила изменить свою жизнь.
– Я хочу в Европу, – в один прекрасный день заявила она. Время было летнее, они сидели за обедом в столовой их дома на Вудс-роуд и блики вечернего солнца прорывались через клюквенно-красное окно эркера.
– Европа… – повторила Ирэн.
Она произнесла это слово медленно, могло показаться, что она даже не совсем понимает его значение.
– Да, в Англию.
При этих словах дочери Ирэн вздрогнула.
– Нет! – Она не сказала, а выплюнула это. – В Англии ужасный климат, – добавила она более спокойным тоном.
– Вряд ли это может играть какую-то
– Это не совсем так, – перебила ее Ирэн. – Было время, когда я была там безумно счастлива, – прошептала она.
То, что эти слова были сказаны шепотом, открыли Лили нечто новое в ее матери, почти что мистические черты. За почти двадцать лет своей жизни дочери не доводилось слышать чтобы ее мать говорила таким тоном. Она уставилась на Ирэн, смутно понимая, что запеканка из тунца останется недоеденной, потому что мать может сообщить ей нечто весьма важное.
На какую-то секунду серые глаза Ирэн и ее дочери встретились. Казалось, вот-вот должно последовать объяснение. Но вместо этого, мать поднялась и принялась убирать со стола тарелки с недоеденным тунцом… А Лили поняла, что мать и без ее объяснений понимала, в чем дело.
– Что даст тебе эта поездка? – поинтересовалась Ирэн, подавая десерт.
– Это не совсем поездка. Мне хотелось бы какое-то время пожить вне Америки. Я думала… я думала о том, чтобы разыскать каких-нибудь родственников Крамера.
– Нет, – снова не соглашалась Ирэн, на сей раз уже не столь яростно. – Это невозможно: они все умерли.
– Этого не может быть. Хоть кто-то из них должен остаться.
– Никого не осталось. Выбрось эту идею из головы, Лили. Я просто не хочу, чтобы ты была разочарована.
Лили положила ложечку и отодвинула вазочку с мороженым.
– Я твердо решила отправиться туда, – непреклонным тоном повторила она. – И ты значительно облегчишь мою задачу, если пожертвуешь на эту поездку часть денег, которые предназначены для моего образования.
Ирэн подошла к окну и зачем-то передвинула одну из стоявших там ваз из сине-красного стекла.
– Деньги… О да, да, конечно.
Вопрос о деньгах был, по мнению Лили, непреодолимым препятствием. Девушке казалось, что мать ни за что не согласится на это предложение, но Ирэн разрешила эту проблему легко, будто невзначай.
– Спасибо, – неуверенно проговорила дочь, продолжая смотреть на застывшую у окна спину матери и не зная, что еще сказать.
– Лили, а что ты думаешь об Испании?
Этот вопрос поставил Лили в тупик. Она ожидала услышать аргументы против ее отъезда куда-либо вообще. Но то, что мать станет предлагать заменить Англию на Испанию, она никак не ожидала.
– А с какой стати мне ехать в Испанию? Что мне там делать? Я ведь не говорю по-испански.
– Ты смогла бы научиться.
Лили наотрез отказалась от ускоренных курсов испанского языка. Англия была и оставалась единственной страной, куда ей хотелось ехать. Правда, она пока не могла объяснить причины этого хотения и, в конце концов, Ирэн, пожав плечами, согласилась. Она вообще готова была помогать Лили во всем, что касалось отъезда, и действительно помогала уладить все, связанные с этим дела. Именно Ирэн выяснила, что цены на билеты осенью гораздо ниже летних, и Лили пришлось дожидаться октября.