Огненный луч
Шрифт:
— Это касается какого-нибудь парня?
Она покраснела.
— Можно сказать и так, — мечтательный вздох.
Мне это не очень нравится.
Всего год, Герберт. Всё, чего она захочет.
Так что я отшутился:
— Ладно, и кого я должен убить?
— Никого, — она усмехнулась. — Но в пятницу будут танцы, и я бы хотела пойти.
О, нет, только не танцы. Я не могу сдержать недовольный стон. Успокойся, Герберт. Ты сможешь обеспечить её безопасность даже на расстоянии.
— Могу я хотя бы познакомиться
— Можешь, наверное, — пробормотала она.
Некоторое время мы едим в тишине. Я обдумывал, как мне быть с этими внезапно свалившимися на голову танцами, а она, вне всяких сомнений, медленно закипала из-за того, что я тяну с ответом.
Я улыбнулся: в голову пришла загадка.
— Можешь пойти при одном условии.
Уже поднося ко рту вилку, Елена застонала:
— Только не загадки, пап, умоляю. У меня с ними плохо.
— Давай, эта будет лёгкой.
— Хорошо, валяй.
Я отпил немного вина — того, что осталось на дне бутылки, после приготовления ужина.
— Если идти направо, будет тень, если идти налево — нет. Как так?
— Чего?! — она открыла рот. — Это какая-то чушь.
— Всё просто, Елена. Ответ есть в самом вопросе.
Она положила вилку на почти опустевшую тарелку, если не считать пару рисинок.
— У меня есть хотя бы несколько часов на подумать?
— Конечно, но ты знаешь правила. Никакого Гугла, Бинга или Яху. Будешь жульничать — я узнаю.
— Ладно, — сердитая, она поднялась и проворчала: — Видимо, мне придётся распрощаться с танцами.
Я хохотнул, а она, громко топая, ушла к себе наверх.
Это всего лишь танцы, Герберт. Она заслуживает повеселиться. С ней всё будет в порядке. Ты будешь поблизости. Три месяца. Всё будет хорошо.
* * *
Фигурки в яркой форме бегали друг за другом на экране телика — футбольный матч, состоявшийся в прошлое воскресенье, который я успел записать и теперь, наконец, могу посмотреть. Не вполне понимаю, почему слежу за этим глупым видом спорта — Варбельские игры куда опаснее и зрелищнее.
Но что-то в этом футболе всё же есть.
— Тупица Пэтси! — кричал я на игрока, будто он мог меня услышать за сотни миль отсюда и на несколько дней назад.
Его идиотский манёвр мог запросто запороть игру всей команде. Как вообще люди умудряются играть в командные виды спорта, если они вечно пытаются оттянуть внимание на себя? Почему они такие дубинноголовые?
Елена всё ещё была у себя. Её MP3 player, подключенный к динамикам, воспроизводил одну песню за другой. Я старательно пытался запомнить те, что она включала чаще всего: P!nk, No Doubt, Flyleaf, Evanescence.
Я обещал себе уважать её личное пространство. Она же подросток, в конце концов.
Мысли снова вернулись к танцам.
Все отцы чувствуют себя так же?
Да, конечно, Елена мне не родная дочь. Но я постарался стать ей отцом, насколько это было возможно. Я вырастил её. Она уверена, что я её отец.
Страшно подумать, как она может отреагировать, если правда всплывёт до того, как я решусь признаться ей сам.
Будет ли это, как в прошлый раз? Или она уже достаточно взрослая и сможет справиться с этим? Не проросло ли глубоко в её сердце семечко генетической памяти, не возникло ли какое-нибудь предчувствие, что ей предначертано нечто большее? Иногда мне кажется, будто я замечаю что-то такое в её взгляде, но каждый раз убеждаю себя, что просто выдаю желаемое за действительное.
Но должна же она что-то подозревать. Иначе моя Кара погибла напрасно.
Тяжёлый вздох.
Я не держу зла на Елену за поступки Тании. Её план сработал, хоть и разбил мне сердце, когда я узнал о нём. Поначалу мне было сложно находиться рядом с Еленой, зная, что мой Грозовой Удар принесли в жертву, чтобы спасти ей жизнь.
Но со временем Елена нашла путь к моему сердцу. Никто не может сопротивляться её обаянию. И в этом нет ничего удивительного: она же Мэлоун. Они умеют очаровывать людей: вызывать не просто поверхностную симпатию, а глубокую привязанность и искреннюю преданность.
Их любовь ко всему окружающему изменила меня бесповоротно. Сделала меня целым, хоть я и чувствую пустоту в сердце при мысли о Каре, но я не грущу. Она умерла ради великой цели.
Музыка начала играть с перебоями. Монотонная речь футбольного комментатора прервалась на полуслове. Я ничего не трогал, как вдруг включилось радио. Какая-то слащавая попса заиграла на две секунды, тут же сменившись напряжённой тишиной.
Я вскочил на ноги, готовый к бою, и уставился на динамики, словно они могли в любой момент превратиться в Виверн здесь, в этой гостиной.
Вместо этого раздался голос, как обычно звучат по радио. Сначала его было едва слышно, но он становился всё громче и чётче и вскоре звучал так, будто говорящий стоял прямо передо мной.
Три слова повторялись, как мантра, как оповещение во время ЧП: «Герберт, они идут. Герберт, они идут».
В четыре широких шага я пересёк гостиную, оказавшись рядом с динамиками, наклонился и прижал ухо к пыльной чёрной ткани, вслушиваясь. Какое-то безумие.
— Кто это?
Мантра прекратилась. Голос — определённо мужской — ответил:
— Нет времени. Они уже близко. Скорее.
Они? Только не это.
— Пожалуйста, прошу, скажи мне. Кто ты? — мне нужно знать. Я закрыл глаза, понимания, что никто не ответит. Как вдруг…
— Я друг. Тот, кто никогда не причинит ей вреда.
Мои глаза распахнулись. Друг. Тот, кто никогда не причинит ей вреда. По голосу это явно был молодой парень, лет двадцати. Меня внезапно осенило. Холодок пробежался по позвоночнику. Этого не может быть. Но всё равно произнёс догадку вслух, и она прозвучала не как вопрос.