Огненный Марс
Шрифт:
– Однако жалко кошка. Живой же!
– Вот и я о том. Что делать будем?
– Поймать надо, выпустить кошка… Иди сюда. Ай, шайтан! Царапать меня…
Маленькая черно-белая кошка отчаянно шипела, отбивалась лапами от протянутой руки Рустама, намеревавшегося схватить животное за шкирку.
Но в ту же минуту стало ясно, почему столь отчаянно защищается кошка. Позади нее, в картонной коробке, копошились крошечные котята – недели две-три им было от роду, вероятно.
– У нее маленькие, Рустам. Не трогай. Я вот что думаю… Ну что с ней и с ее котятами будет
– А тут как жить? С голоду подохнет… – вздохнул Рустам.
– Ты вот что. Ты разбери один продух. Вон там, в углу. Всего пару кирпичей убери. Кошка сможет вылезать наружу.
Рустам затопал вперед, осмотрел свежую кладку. Огляделся, нашел железку, отбил один кирпич. Потом принялся за другой…
– Я вот не понимаю, кому кошки помешали. Ну ладно собаки – они в стаи сбиваются, покусать могут. А кошки-то? Ну да, от них блохи… Но если антиблошиным раствором обработать подвал, то блох не будет. Зато если кошек нет, то крыс много! Вот ты знаешь, Рустам… – оживилась Жутикова. – У меня бабка была. Десять лет как померла, царствие ей небесное… Так вот. Блокадница она. Жила в блокадном Ленинграде. Ни собак, ни кошек в городе не осталось к концу блокады. От голода подохли, остальных съели, чего там… И что? Город буквально заполонили крысы. Полчища крыс, представляешь?!
– Шайтан…
– И я о том. И вот едва блокаду сняли, бабка рассказывала, в Ленинград привезли аж два эшелона кошек! Откуда-то из глубины России. Два эшелона! Люди всех кошек сразу себе разобрали. В очереди стояли, чтобы получить драгоценную зверюшку. Я не знаю, правда это или нет, но бабка мне так рассказала. А зачем старухе врать? Не думаю… – голос у Жутиковой дрогнул.
Тем временем Рустам отбил еще один кирпич. В подвале стало чуть светлее. В образовавшееся отверстие кошка вполне могла пролезть – прикинула Жутикова…
– Пойдем. Спасибо, Рустамка. Анне Аркадьевне только не говори. Да она и не заметит, с той стороны, с улицы, деревья близко к дому. Не должна заметить!
– Не должен, точна, – согласился Рустам.
Жутикова и Рустам направились к выходу. Но женщина остановилась напротив картонной коробки.
– Ты смотри, Рустамка. Один белый, еще рыжий и черненький. Хорошенькие! Только-только глазки открыли… да ты не шипи, мамочка, мы твоих деток не обидим.
Рустам остановился.
– А возьму я себе одного, – вдруг решительно произнесла Жутикова. – Доброе дело сделаю. Вот этого, беленького. Хотя… Беленьких все любят. И рыженьких тоже все любят. А вот черненьких… Черненьких никто не любит, – насупилась она. – Возьму-ка я черненького!
Кошка шипела, нападала, но женщина исхитрилась, схватила черного котенка и заторопилась прочь.
…Улица встретила их ярким солнцем, гомоном птиц.
Котенок мяукал у Жутиковой за пазухой.
«Дочка выросла, мужа себе нашла; одна я, как сыч в дупле… Кроме работы, нет ничего. А так вот зверек будет дома ждать!»
– Как же тебя назвать… Черныш? Нет. Уголек? Нет… Поизящнее надо. Ночка? Дымок?..
– Изюм, – вздохнул Рустам, топавший впереди. – Мелкий, темный. Люблю изюм.
– Гм, Изюм. И-зю-м… Надо подумать.
Слова брата о том, что она не дает ему дышать, постоянно вертелись у Инны в голове. «Взрослый человек, а напридумывал всякой ерунды. Отпустить его просил. Да это я, я у Кирилла в плену, с оглядкой на него живу, все время о нем думаю! Беллу мне припомнил… Я его от необдуманного шага пыталась тогда удержать. Ведь всем же известно, что ранние браки ничем хорошим не заканчиваются!»
От обиды, от ощущения несправедливости происходящего хотелось плакать.
Бог с ней, с Кларой, но зачем Кирилл с ней, родной сестрой, так поступил?! Оскорбил, прогнал… Ну точно, совсем голову потерял… Жен и любовниц у Кирилла может быть сколько угодно, а вот родная сестра одна. За что?..
Именно из-за гложущего ее чувства обиды, из желания доказать, что она больше не зависит от мнения брата, Инна отправилась на свидание с Николаем. Тем самым спасателем, который вытащил из дымохода Настиного кота.
Женщина решилась на свидание еще и из следующих соображений – лишний раз доказать себе, что не осталось их, нормальных мужчин. Что все бесполезно и что она одна – не потому что живет жизнью своего брата. Нет же, вот – она ходит на свидания, у нее есть своя личная жизнь! (Хотя толку от этих свиданий никакого… Но это уже другой вопрос.)
…Они встретились с Николаем у ворот парка.
Сияло солнце, но ветер, еще по-майски свежий, холодил разгоряченные щеки.
Сейчас, без специальной формы, Николай выглядел обычным мужчиной. Ну да, бицепсы, крепко сбитый. Лицо – грубое, обветренное.
Мужик. Одно слово – мужик. Какой смысл с ним связываться, ведь он не пара Инне. Им просто не о чем говорить!
– Привет, – сказал Николай и протянул Инне алую розу на длинной ножке. – Я думал, ты не придешь.
– А мы на «ты» разве? Ладно, пусть на «ты», я не против, – легко согласилась женщина.
– Кот как?
– Прекрасно.
– А дочка что?
– Какая дочка? – нахмурилась Инна.
– Ты говорила – Настя.
– Ах, Настя… Но это не дочка. У меня нет детей. Настя – это девушка моего брата. Кот ей принадлежит.
– А-а.
Они пошли рядом. Николай был на полголовы выше Инны.
– Ты со всеми так знакомишься, на работе? – с усмешкой произнесла Инна. – Пришел, спас, помог какой-нибудь бедняжке, а потом свидание назначаешь?
– Нет. В первый раз случилось.
«Врет, – подумала Инна, вертя в пальцах розу. – Нагло врет! Сразу видно – бабник!»
– Ты красивая. И у тебя глаза… – подумав, нехотя произнес Николай. – Я их первое, что заметил. «Ее глаза, как два тумана, полуулыбка, полуплач, ее глаза, как два обмана, покрытых мглою неудач…»
«Надо же. Он знает стихи. Как трогательно. Но это глупо. И смешно. Мне сорок восемь лет, какой, к черту, романтизм…»
– Дай руку. Тут лужа, я тебя перенесу…
Не успела Инна ничего сказать, как Николай подхватил ее на руки и, точно пушинку, перенес через небольшую лужицу.