Огненный омут (Дикое сердце)
Шрифт:
Бьерн сидел в седле, как в кресле, откинувшись на луку, сложив на груди обнаженные руки в обитых бляхами кожаных широких наручнях, беспечно жевал травинку.
– Конечно. Ничто не может устоять перед любимцами Одина и Тора. И несколько лет назад славный Гастинг, бравший даже Рим, [39] сделался графом Шартрским, подчинив себе эти земли и город.
Правда, взял он Шартр хитростью, равной коварству Локи. Когда его потрясатели стали [40] окружили Шартр, он притворился умирающим и послал своих людей к длиннополым попам якобы
39
Викинг Гастинг овладел не Римом, как он думал, а итальянским городом Луной.
40
Воины.
Они дозволили викингам с телом своего Бога звенящей стали [41] пройти внутрь укреплений и даже, безоружные, собрались вокруг, чтобы его отпеть. И тут Гастинг откинул крышку гроба и с боевым кличем – живой и невредимый – вырвался наружу. Это послужило сигналом, и его воины тут же безжалостно стали разить христиан налево и направо.
После этого Гастинг дожил до самой старости в Шартре и, говорят, даже принял христианство. Ибо – идет молва – под собором Шартра хранится одна из величайших реликвий поклонников Иисуса, и всякий, кто увидит ее, ни о чем другом думать не может, как о поклонении их Богу и Мадонне с младенцем.
41
Предводителя.
Бьерн рассказывал цветисто, как всегда красуясь. И Ролло слушал его, хотя и понимал, что дважды таким образом взять Шартр не удастся. Он окинул взором укрепления.
– Лодин, прибыл ли уже Халид?
Халидом звали пленного арабского инженера, услуги которого Ролло высоко ценил и надеялся использовать его знания в этой войне.
Однако Лодин был о поклоннике Аллаха иного мнения.
– Как же, прибыл, – съязвил, машинально вращая в воздухе утыканную шипами палицу. – Этот брюхатый мудрец нежен, как женщина, кормящая грудью. Везут его в носилках за занавесками, пить он требует непрестанно, капризничает, а то вдруг плюхается на колени, воет, подняв зад и уткнувшись лицом в пыль.
Но Ролло знал, что мусульманин Халид ему сейчас необходим. Поэтому он велел разбивать лагерь, а едва инженер явился, Ролло, не дав ему передохнуть, стал объезжать с ним укрепления города. Толстяк Халид внимательно оглядывал сооружения города, что-то бормотал на своем гортанном наречии. Наконец, когда Ролло на него прикрикнул, стал объяснять, что нижний город следует взять штурмом или сжечь, так как он почти весь из дерева и по нынешней засухе быстро сгорит. А вот каменная стена…
– Я скажу тебе, ясноглазый правитель, лишь когда сам потрогаю ее кладку. Где установить тараны, где бить брешь, а где и понадобятся осадные башни. Клянусь пророком, славные укрепления! Эти ромеи умели строить на века. Однако, да поможет нам Аллах, думаю, нам под силу взять и этот город неверных.
Его слова ободрили Ролло. И он не стал долго тянуть со штурмом нижнего города. И если первые два дня викинги были заняты тем, что разбивали лагерь, сооружали плоты, сколачивали лестницы для штурма, то на третий день Ролло готовил решительное нападение.
Шартр, как темная кость среди муравейника, возвышался над всей округой. В положенные часы в нем гудели колокола, в остальное время он затихал. Но службы в нем шли непрестанно. Люди исповедовались, причащались. Само появление норманнов вернуло им религиозный пыл.
Норманны – бич Божий, и только христианская вера и милость небес смогут охранить их. Ибо эти пришельцы-язычники посягнули на город Богоматери, хранилище ее чудотворного покрывала. И епископ Гвальтельм вещал с амвона, что каждый, убивший пришельца, будет отмечен особым вниманием Пречистой и завоюет себе Царство Небесное. Он говорил горячо. Его словно вырубленное из дерева лицо пылало благородным гневом.
– Наша миссия священна и почетна. Мы – защитники Христовы. Нам нечего бояться, ибо еще Блаженный Августин отмечал, что задача войны – удержание мира и безопасности. Ибо только христианин может вести праведную, справедливую войну. Аминь!
Он достойно сходил с кафедры, исполненный величия своего долга. Поднять веру защитников, укрепить их дух – вот задача духовного пастыря.
В толпе он разыскал Далмация.
– Ну что?
Аббат сразу понял, о чем спрашивает его преосвященство.
– Еще один болен, – сказал тихо, бесцветно.
– Уничтожить! – сквозь сцепленные зубы требовал Гвальтельм и набожно крестился. Он не мог позволить себе быть милосердным. Лучше уж убийство, нежели всеобщая паника смерти.
Шел на стену, глядел на копающихся внизу викингов.
– Ваше преосвященство, вы рискуете, – говорил синеглазый красавец – франк Хродерав, подавая епископу щит. – Прикройтесь. Ненароком шальная стрела.
Сам он долго не задерживался с Гвальтельмом. В отличие от епископа, он за целый день нагляделся на норманнов внизу, даже стал привыкать к их виду. «Это хорошо», – думал Гвальтельм, заметив, что Хродерава больше волнует горожанка, что поднималась на его участок с горшочками в руках. Хродерав был смазлив, и женщины его всегда баловали. Один раз Гвальтельм слышал, что Хродерав хвалился епископским вавассорам, что сама рыжая пассия герцога призывно улыбается ему.
Правда, последнее время он о своих сердечных победах помалкивал. Гвальтельм помнил, с каким недоумением глядел Хродерав на Эмму, когда та вдруг вздумала махать рукой подъехавшему Ролло. Слава Богу, Ги ее сразу увел, но слух о том, что рыжая симпатизирует норманнам, распространился моментально. Теперь девушку держали взаперти в башне. И для ее же безопасности, и для того, чтобы придержать до времени столь ценный трофей. Ибо Гвальтельм не мог знать, как все обернется. Вестей от Робертина все не было. Это тревожило епископа.
Нормандцы же вели себя вызывающе. Они пробовали выманить франков за стену: свистели, насмешничали, выталкивали вперед пленных франков и пытали их прямо на глазах у горожан. Епископ вздрогнул, услышав чей-то, полный муки, вой. Отвернулся. Стал глядеть туда, где викинги валили лес. Рядом вдруг просвистела стрела, и один из вавассоров, изогнувшись дугой, стеная, свалился за стену. Гвальтельму стало страшно. Прикрываясь щитом, он поспешил сойти с укреплений.
Вечером второго дня Ролло, сидя возле разбитой палатки, созвал своих командиров. Он нарисовал на песке план военных действий. Ждать он больше не намерен. Он не хотел сразу жечь город. Во-первых, не знал, где скрывают Эмму, а во-вторых, опасался, что в огне сгорят те припасы, которые он рассчитывал захватить для своего войска. Поэтому он вновь и вновь объяснял, где и как вести штурм, требовал, чтобы это усвоил каждый из его командиров, ибо понимал, если план полностью и не удастся выдержать, но его люди должны знать, что им делать в горячий момент и как действовать.