Огненный ручей
Шрифт:
— Спасибо, Матвей Никитич! — секунду спустя ответил Витаха. — Но у нас ещё не закончилось строительство…
— Ничего, заходи, заходи. Я тебя досрочно рекомендую. Нам нужны такие люди, как ты.
Андрюша сидел и изумлялся. С Витахой разговаривали, как с большим, и всерьёз. И строительство спортплощадки, выходит, не какая-нибудь игра, а настоящее дело. А ведь Андрюша также мог бы рапортовать отцу. И все бы знали, что это говорит сын начальника, который тоже помогает заводу. А сейчас — что он мог сказать отцу? Выкрашено одно окно. Мало. Зря потерял время с Афоней! Майка хитрая, сразу туда пошла.
— У тебя всё, Витаха? — спросил отец.
— Всё. Только один вопросик личного порядка.
— Хорошо, сейчас отвечу… Товарищи, диспетчерский рапорт окончен. — Семён Петрович посмотрел на Марусю: — Отсоедините все участки… Я тебя слушаю, Витаха.
— А вы, Семён Петрович, сына своего нашли?
— Нашёл. Четыре дня не видел. Чего же вы в отряде так плохо за своими пионерами смотрите?
— А мы за ним совсем не смотрим, — тихо сказал Витаха. — Он не наш.
— Как не ваш? — Семён Петрович взглянул на сына. У того был раскрыт рот. Он не дышал. — Он же мне говорил, что работает у вас и очень доволен!
— Нет, он ни разу у нас не был.
Андрюша почувствовал, как весь вдруг ослабел. Он хотел что-то сказать в своё оправдание и не мог.
— Ни разу не был? — в изумлении спросил отец. — Гм… Впрочем, я сейчас это выясню… — Семён Петрович отодвинул от себя микрофон. — Андрюша, что это значит?
Андрюша не смотрел на него.
— Ты будешь мне отвечать?
— А что отвечать? — тихо спросил Андрюша.
— Ты вот с этими ребятами работал? — Отец показал пальцем на микрофон.
— Не-ет…
— А чем же ты тогда целыми днями занимался?
— Рыбу удил… гулял…
— В общем, шалтай-болтай — да?
— Да…
— Хорошо, — сказал отец. — Иди сейчас домой и ожидай меня, там поговорим.
Семён Петрович сжал рукой край стола и сосредоточенно посмотрел на Андрюшу. «Ну и попадёт мне от жены за то, что взял Андрюшку с собой! — подумал он. — Вот, не слежу за мальчонкой…»
За дверью Семёна Петровича ждали инженеры, рабочие и у каждого были неотложные дела. Они вошли прямо скопом, окружили стол. А ещё кто-то крикнул из коридора:
— Семён Петрович, через десять минут совещание, нас уже ждут!
Андрюша вышел из кабинета и, совершенно обессиленный, плохо соображая, что произошло, поплёлся по коридору.
Глава XVIII. Знакомое лицо
В эту тяжёлую для него минуту Андрюша остался совершенно один.
Он лежал на кровати и бессмысленно смотрел в одну точку. Он хотел бы сейчас заснуть, но сон не шёл к нему. Скоро приедет отец, и начнётся разговор.
Ох, что бы такое сделать, лишь бы не было этого разговора! Как стыдно!
Отец спросит: «Почему ты не строишь спортплощадку?»
Что ему ответишь? Ну что ему ответишь? «Я поссорился с Витахой и не хотел сходиться. А чтоб ты не волновался за меня — сказал, что я с ним». — «Ах, ты, значит, понимал, что Витаха делает полезное дело? Так почему же ты не пошёл всё-таки к нему? Ведь можно было забыть вашу мелкую ссору, правда?» — «Правда. Но мне помешал Афоня». — «А где твоя пионерская сила воли? Ты должен был плюнуть на него. Ты не видел, куда он тебя тянет… Витаху к рапорту допустили, его в комсомол
Нет, как ни думай, а всюду отец был прав.
И действительно: ну почему нельзя было сразу пойти к Витахе? Понравилась Афонина труба? Что Афоня партизан? Да какой он партизан, когда все демобилизованные уже давно работают, а этот ходит и с толку всех сбивает!.. И правильно ребята сделали, что его из коноводов прогнали. Думали, что он герой, а потом раскусили его.
«И как это я не раскусил вовремя!»
И снова Андрюша ругал себя за свою ошибку. Но, как он себя ни ругал, всё же ему предстояло самое худшее — разговор с отцом. Андрюша мог бы выдержать всё-всё, только не это. Ведь отец так трудился, а Андрюша ему подорвал репутацию. Об этом уже, наверное, узнал весь трест: у начальника «Жигачёвстроя» в семье не всё в порядке. Отец ему доверял, а теперь… всё насмарку!
Андрюша ворочался на кровати.
За окнами уже ночь высыпала яркие звёзды. Откуда-то издали ветер принёс слова последних известий. Это, наверное, где-то в рабочем посёлке говорило радио.
Было уже около двенадцати часов. Теперь окончательно ясно, что отец сегодня не придёт. Разговора не будет, но он всё равно будет завтра.
Андрюша встал с кровати, зажёг свет, чтобы постелить на ночь постель, включил радио. Вся комната вдруг наполнилась звуками города.
В репродукторе раздавалось множество голосов, даже можно было разобрать отдельные слова, гудки автомашин — мягкие басы или тоненькие-тоненькие, будто кто-то дул в губную гармошку. Потом весь шум перекрыл мелодичный, медленный бой. Звуки сначала раскатились, словно на землю сбросили десяток звонких стальных балок, а затем раздалось торжественное:
«Бам!.. Бам!.. Бам!..»
«Москва!.. — вздохнув, подумал Андрюша. — Там мама, Серёжка, а я один…»
И вдруг его будто током прошибло.
Он взволнованно сел на постели. «А что, если…» — подумал он.
В голове всё уже складывалось независимо от сознания. И так всё просто выходило, что лучше и желать не нужно.
Андрюша вспомнил того маленького человека в шляпе и галстуке, который весь полёт из Москвы возле рта держал газетный кулёк, вспомнил, как он рассказывал, что летел однажды на самолёте бесплатно, и вдруг ясно представил план своих действий. Он летит бесплатно в Москву. Через четыре часа будет у мамы, и они вместе дают папе телеграмму. А там начнётся новая жизнь.
Андрюша сел за стол и написал:
«Дорогой папочка! (В этом месте Андрюше хотелось заплакать.) Я улетел в Москву. За меня не беспокойся. Я не хотел тебя обманывать, а всё так получилось из-за одной ошибки.
Андрей».
Андрюша сложил бумажку вчетверо и уже было собрался встать из-за стола, но снова вырвал из тетрадки листок и взял в руки карандаш:
«Майка, не считай меня курортником. Я всё время думал о тебе и о твоём поступке. Я виноват, но я тоже трудился — в соцгородке красил квартиру и окно. Если не веришь, спроси у Матвея Никитича. Когда я буду инженером, я хочу с тобой увидеться».