Огненный шар. Книга 2

Эсса Геннадий

– Слева Кировский завод, – сказал Кузьминов, поднимая голову из траншеи, которая служила укрытием. – Фашисты где-то совсем рядом, нам из леса выходить нельзя, заметят.

Неожиданно где-то справа затрещали автоматные очереди, и командир приказал всем залечь.

Сердце у Жана, казалось, вот-вот выскочит.

– Терехин, ползи сюда, – позвал его Жан.

– Ну, чего тебе?

– Смотри, здесь можно пробраться к нашим. Целый коридор свободный.

– Ты, что, совсем сумасшедший? – возразил

Терехин. – Только поднимешься – они тебя и шлепнут. Я лично еще пожить хочу. Они ждут, пока мы засветимся.

Снова в небе загудели самолеты. Они низко пронеслись над лесом и стали бомбить завод. В некоторых цехах вспыхнул пожар. Ответ наших был настолько слабый, что их даже не было слышно. Изредка раздавались выстрелы со стороны города.

– Почему немцы не наступают? – спросил Жан у подползавшего к ним командира.

– Они не дураки, – сказал Кузьминов. – Знают, что наши в любой момент могут обрушить на них шквальный огонь. Наши берегут снаряды, которых и без того мало. На Кировском заводе делают танки и эти снаряды, но в очень ограниченном количестве, не хватает металла.

– Выходит, и мы можем попасть под огонь наших?

– Можем. Наши ведь не знают, что мы свои.

– Ерунда какая-то, – вздохнул Жан. – Не хотелось бы погибать так глупо.

Кузьминов покачал головой.

– Без жертв нам не обойтись, – сказал он. – Здесь немцы, там наши… Мы между двух огней.

– Что будем делать, командир?

– За эту ночь нам надо быть на той стороне, – твердо ответил Кузьминов. – Днем противник нас вычислит и уничтожит. Будем прорываться только ночью. – Он взглянул на Жана. – Как жаль, что мы встретились в такой обстановке. Я за тебя очень беспокоюсь.

– А я за тебя, но не жалею, что все так случилось. Иначе, значит, быть не могло. Ты только себя не подставляй, понял? – Жан хлопнул по-дружески Кузьминова по спине. – Ты понял? – повторил он. – Я всегда говорю правду.

– Да ладно тебе. Лучше думай, как нам все правильно сделать.

– У нас сколько, двести человек? – спросил Жан.

– Теперь уже на семь меньше…

– Нормально. Ползать нам не годится. Давай перебежками будем продвигаться. Иначе до утра так и застрянем здесь, – предложил Жан.

– Как знаешь, – согласился командир. – Там про наш отряд, в вашей истории, ничего не написано?

Жан пожал плечами:

– Может, я что-то и недоучил… В истории написано одно, что все защитники города – герои, а значит, и вы тоже.

– Плохой я командир, – признался Кузьминов. – Самостоятельно не могу принять решение. Меня перед войной послали на курсы учиться. А там всего две недели. Потом сразу на фронт. Хотели под Москву бросить, а тут своя заваруха началась, так и остался здесь.

– Нет, – возразил Жан. – Ты хороший командир,

раз тебя солдаты слушают. Командир должен выслушать и другие мнения, а потом принять окончательное решение сам.

– Значит, говоришь, можно двигаться? Я пойду впереди, – сказал Кузьминов. – Ты будешь замыкающим. Если что… Возьми автомат. Стрелять можешь?

Жан улыбнулся.

– В кого попасть? – спросил он.

– Пока ни в кого не надо. На огонь будет команда, самое главное – береги патроны. Ну, вперед!

Командир встал и махнул рукой бойцам, повел их по тропинке леса.

Жан шел сзади, оглядываясь по сторонам. Теперь в его руках был автомат, который казался тяжелым, и он его постоянно перевешивал с одного плеча на другое. Впереди его шел Терехин.

– Слышь, Терехин, сколько тебе лет? – спросил Жан.

– Девятнадцать.

– Совсем молодой.

– Да ты на себя посмотри, – оглянулся солдат. – У самого за плечами лет пятнадцать, салабон.

– Ты, Терехин, глубоко заблуждаешься. Мне скоро семнадцать.

– Все равно салага.

– Слышь, Терехин, вот у тебя девушка, говоришь, была?

– Не была, а есть, – ответил решительно боец. – А у тебя?

– Конечно, и не одна.

– Врешь ты все. Как это не одна?

– А вот так. Любят все меня, поэтому и не одна.

Терехин еще раз оглянулся на Жана.

– За что тебя любить-то?

– Ты, что, не знаешь, за что девчонки парней любят? Вот деревня. Они любят их за предоставленное им удовольствие.

– Это ты что ли – удовольствие?

– Я разве плохой? Мне кажется, что я и тебе нравлюсь, – уже давился от смеха Жан.

– Мне? С чего это ты взял?

– Да просто так. Вот кажется мне, и все тут.

– Когда кажется, тогда крестятся, – заметил Терехин.

– Слышь, Терехин, вот смотрю я на твои ноги, которые мелькают у меня перед глазами, кривые они у тебя.

– На свои лучше посмотри.

– У меня ровные – это я знаю точно. А твои кривые.

– Почему?

– Смотри, как сапоги истоптал. Тебе развал надо делать. Так сапог на тебя не напасешься.

– Я хоть в сапогах, а ты вообще в каких-то тапочках приперся.

– Эх ты, Терехин, это самая модная обувь, которая продается в магазинах.

– Что-то я такую не встречал нигде.

– Еще встретишь. У тебя вся жизнь впереди, – заверил Жан.

– Я не пойму, идешь, болтаешь всякую ерунду. Тебе больше делать нечего?

– Это я так просто, чтобы дорога короче казалась, – ответил Жан. – А девчонку я тебе обязательно найду еще одну.

– Иди ты со своей девчонкой. Что мне со второй делать-то?

– Во, дурак! Догадаться не можешь? Фантазии нет вообще? Я тебе потом скажу, если умом не дойдешь.