Огненный скит.Том 1
Шрифт:
— Спишь что ли? — впросонках услышал он голос.
Открыв глаза, увидел перед собою соседку Дуську Фомину. Видно, она полоскала бельё на мостике: рукава платья были закатаны по локоть, подол мокрый, из-под платка в горошек выбились волосы и прилипли ко лбу.
— А я кричу ему с того бережку, кричу, — говорила она, заправляя волосы под платок, — а он не слышит, спит, как сурок. Уж сюда прибежала, а тебя не добудишься. Проснись, корова твоя в лес подалась…
Кирилка протёр глаза и сел. Ему ещё мерещилась дымная пещера и туша быка на вертеле.
—
— Как чья? Твоя, — неуверенно проговорила Дуська. — Ты что — ошалел? Кто корову тут пас?
— Ах, чёрт! — выругался Кирилка. До него дошёл смысл Дуськиных слов. — А ну от винта! А то забодаю, бубновый туз, — крикнул он ошеломлённой бабе, вскочил на ноги и бросился в лес.
— Куда она пошла? — на ходу крикнул он.
— Вон туда по тропке, где берёзка… Ну и барабошка, Разевайрот. Вертопрах! — Дуська прошла под мостик, зачерпнула воды в ладонь и ополоснула лицо. — Ошалелый какой-то…
Кирилка привёл корову на луг и снова улёгся под сосной. Но уже не спал. На реку пришли трое ребятишек и решетом стали ловить рыбу. Кирилка, свесив ноги с бережка, давал им изредка советы, если они не так что-либо делали или что-то не получалось. Но скоро ему надоело это занятие. Он почувствовал, что проголодался и, нахлобучив кепку на лоб, повёл корову домой, по пути опять думая, что хорошо быть свободным человеком.
День клонился к закату. Солнце грело не так сильно, больше и больше сваливаясь к горизонту. Подходя задами к огородам, упиравшимся во дворы, Кирилка услышал удары топоров, треск отрываемых досок, неразборчивый шум людских голосов.
— Что за шум, а драки нету? — навострил уши Кирилка, соображая, что бы это могло быть.
Подойдя ближе к строениям и увидев облако пыли, поднимающееся над улицей и различая иногда знакомые голоса, он вспомнил, что сегодня толока.
— А ведь сегодня толока! — воскликнул он и погнал корову поживее, нахлёстывая её хворостиной.
Толока — старый обычай, умирающий, как и многие другие на селе. Это сбор жителей к одному хозяину для помощи на один день. Приходит какой-либо сельчанин к мужикам и спрашивает, что, дескать, не могли бы вы мне помочь. Дело сурьёзное, одному мне не справиться, а вот если миром… И собирается деревня или часть её, кто может, кто свободен, кто не гнушается потратить своё свободное время для помощи соседу. Идут на толоку в назначенное время. Привлекательна толока ещё и тем, что после работы хозяин угощает принимавших участие в ней выпивкой и закуской.
Кирилка прогнал корову дальним проулком, чтобы его не видели мужики. Он постоял между заборов, глядя, как трещит дом, разбираемый по брёвнышку и про себя вздыхал, что не позвал его Ванька на толоку. Не позвал!
Придя домой и загнав корову в хлев, он попросил у Фроси пообедать.
— Какой обед! — ответила жена. — Ужин скоро… Хорошо ты сегодня корову попас.
Мужики раскатывали старую избу Ваньки Севостьянова. Ванька только командовал — куда что сложить. Рядом
— А ну налетай! — Её рыхлое лицо в красных пятнах лоснилось от пота. — Бери квасок, а то прокиснет!
К ней подходили, по очереди пили, крякали, стирали с губ пену:
— Хороший квасок, хозяйка, холодный, задиристый.
— Прямо с ледника. — Ванькина жена одёргивала прилипающий к ногам сарафан: — Для вас старалась.
Попив квасу, мужики опять устремлялись к избе. Пыль стояла столбом: от старого трухлявого мха, от земли, наброшенной на подволок для тепла, от гнилых, иссушенных временем бревён.
— Наддай, мужики! — кричал Юрлов, выворачивая доску пола. — Не прохлаждайся — день долог да за работой не увидишь!
Мужики и не отлынивали. Придя с работы, наскоро перекусив, они побежали к Севостьянову помочь разобрать дом. Конечно, может, все и не побежали бы — нашлись бы дела, заботы, другие причины, — но Юрлов, мудрый и опытный, сказал, что не гоже отказывать своему брату рабочему в помощи: разбросать дом это тебе не часы разобрать — одному не под силу, и близкие приятели Ванькины согласились для общего дела поработать дотемна.
Тут же невдалеке, в уголке огорода на сколоченном из узких тесинок столике нехитрая закуска и бутылка недопитой водки, всё накрытое, чтобы не пылилось, полиэтиленовой плёнкой — это расщедрилась Ванькина половина, чтобы, значит, веселее работалось. Мужики недавно пропустили по соточке и дело спорее пошло, с шутками, смехом, прибаутками…
— Кто-то чапает в проулке, — сказал вдруг Николай Юрлов, отбрасывая тесину в кучу и всматриваясь из-под руки в прогон между соседними домами.
В прогоне виднелась фигура в белой рубашке с короткими рукавами.
— А не Кирилка ли, братцы идёт?
— Он, — подтвердил Роман Фёдоров, самый зоркий из всех. — Его походка разнобойная — взад-вбок.
— Тады, мужики, — хохотнул Севостьянов, — прощай толока. Делов не будет — раскрывай рты, распрямляй уши.
— Не боись, — сказал Веселов, — мы его сейчас запряжём.
— Такого запряжёшь, — вставила слово Ванькина половина. — Ему бы только лясы точить. Барма ярыжка!
Подошёл Кирилка. Глаза весело сверкали из-под козырька фуражки, и вид был довольный.
— Бог в помощь! — крикнул он, останавливаясь невдалеке от лип, посаженных вдоль улицы, и глядя на работавших односельчан.
— А и хто это к нам пришёл? — сюсюкая, словно обращался к ребенку, спросил-сказал слащаво Ванька Севостьянов. — Сам Кирилл Андреич. Вас нам только и не хватало!
Все засмеялись, ни на секунду не прерывая работу.
— Гогочете ровно гуси: гы-гы-гы! — миролюбиво произнёс Кирилка и поискал глазами, куда бы приткнуться, и присел на брёвнышко. — Я думал тут вся деревня, — скривив рот, продолжал он, — а тут — раз два и обчёлся. Какая это толока!