Огненный скит.Том 1
Шрифт:
— Како безобразие, Валерий Петрович! У нас, отродясь, о нём не слышно. Люди все наши…
— Смотри у меня! — грозил ему пальцем Вандушев и неспешно удалялся.
Однажды в субботний день по своему обыкновению пришёл Мокей. Раздеваясь, спросил:
— А вроде бы сегодня, Коля, у тебя прохладно?
Коля вытащил папироску из мятой пачки, прикурил и ответил:
— Вчерась труба лопнула. Пока это… залатали. Выстыло. Сразу теперь и не натопишь. Я Мишке сказал: чтоб угля не жалел. Посиди с полчаса — нагреется.
— Чего мне ждать здесь. Пойду
Попарившись, одетый и раскрасневшийся, Мокей возвратился в апартаменты Коли. Банщик снял с электроплитки зашумевший чайник, заварил душистого чаю, который доставала Антонина у своей приятельницы — продавщицы сельповского магазина, и подвинул Мокею чашку.
— Выпей чайку, попотей! Никакая лихота не возьмёт.
Мокей тяжело опустил разомлевшее тело на табурет, разморённо привалился спиной к стене, и в который раз оглядел убранство Колиной каморки. Она была небольшая, с единственным узким окном, выходившим на двор. Стоял квадратный стол, тумбочка с электроплиткой, деревянный диван из предбанника. Между стен была натянута проволока, на которой висели, чтоб всегда были под рукой веники. В углу дощатая низкая дверь вела на чердак, где тоже были веники.
После чаю Мокей отвалился от стенки и закрыл глаза. На переносице, над бровями, на носу скапливались на блестевшей коже круглые капельки пота. Посидев так несколько минут, он закурил, шумно и глубоко затягиваясь.
— Дух хороший у тебя, — проговорил он. — Войдёшь вроде бы в лето… — Он вытер пот. — А шибко ты раскочегарил. Мне до мытья думалось — прохладно. Посигнализируй Мишке-то… Упреди его, а то перекалит…
Коля взял шведский ключ и три раза постучал по трубе отопления, и стал ждать ответной реакции истопника. Но труба молчала.
— Ах, осиновый пень! Никак опять залил бельма и заснул. Ну, я ему!.. Посиди, я быстро…
И он убежал в кочегарку.
Вернувшись, посмеялся:
— На месте Мишка. Труба подтекает — подматывает…
В этот момент в каморку зашёл Вандушев и увидел Мокея, вольготно сидевшего на табуретке, с зажатым в тяжелой руке окурком. Тонкая струя дыма вилась к потолку.
— Почему посторонние в бане? — спросил Вандушев Колю.
— Мокей!? — удивился Коля. — Какой же он посторонний!?
— Чтобы я видел посетителей у тебя в последний раз, — назидательно проговорил Вандушев и удалился, горделиво неся впереди себя свой живот.
Мокей встал, распрямил спину.
— Ну и лемех, — произнёс он. — Как ты с ним работаешь? Какой-то хрен моржовый пришёл и начал заводить тут порядки, а ты подчиняйся. Ты сколько, Коля, здесь отбарабанил?
— Да годков под сорок.
— Эва! А этот без году неделя. И всё ему не так.
Мокей чертыхался, надевая пиджак, и даже когда вышел на улицу не мог придти в себя и долго ворчал на нового заведующего.
Вечером вызвал Вандушев банщика к себе в кабинет. Коля робко переступил порог, внимательно осмотрел помещение: панели, отделанные коричневым пластиком, белые в крапинку занавески,
Вандушев сидел за столом в белой рубашке, пряча под столешницей живот. Волосы были расчёсаны. От него пахло одеколоном. Коля прислонился к косяку, снял кепку и пригладил рукой виски. Вандушев минуты две не замечал банщика, сосредоточенно склонившись к бумаге. Потом поднял голову, отложил ручку в сторону и, вертя бумажку, проговорил:
— Коля! Как бы это помягче выразиться? Я вас не единожды предупреждал, чтобы вы не устраивали здесь своих порядков. Баня — организация общественная, а не личная. Я бы попросил вас не приваживать в неё разных личностей. Вы в своем доме можете распивать чаи, ходить на голове, а здесь будьте любезны делать то, за что вы получаете деньги. Если вам работать у нас тяжело, мы вас не держим… Мы баню скоро будем расширять, сделаем электрообогрев, и вам будет плохо работать с нами. Вы подумайте над моими словами.
Коля ощутил вдруг мелкое дрожание в ногах и непонятную слабость. Он опустился на краешек стула, стоявшего рядом с дверью, провёл кепкой по лицу.
— Я век здесь… при бане…
— Думайте, думайте, — проговорил Вандушев, вертя в руках бумажку, то складывая, то распрямляя. — Крепко подумайте над тем, что я вам сказал. На вас свет клином не сошёлся…
После этого разговора Коля сказал Мокею:
— Ты уж это… не ходи ко мне. Серчает Валерий Петрович-то…
Так прошла зима, потом весна, вот и лето на исходе. Как-то в неурочный день Вандушев вызвал к себе Колю и Мишку и приказал им хорошенько натопить баню.
— Она ж сегодня выходная, — сипло пробурчал Мишка, глядя на начальника сонными, с припухшими веками, глазами. — У нас профилактика.
— Слушай сюда! — строго сказал Вандушев. — Ты где — на работе? Вот и делай, что тебе говорят. Ко мне большие люди едут… И чтоб везде всё было в ажуре, усекли?
— А-а, люди, — сразу сообразил Мишка и просветлел лицом. — Так бы и сказал.
Он отметал всяческую субординацию и ко всем обращался на «ты».
Улыбаясь во всю ширь лица и уже не стесняясь, он спросил Вандушева: — А на пол-литра дашь?
Вандушев с полминуты соображал, почему так обнаглел Мишка, и, поняв ситуацию, нехотя ответил:
— Чего захотел.
Но, посмотрев на багровое лицо истопника, добавил:
— И так не просыхаешь…
— Это я не просыхаю? — выпучил глаза Мишка. — Все бы так работали.
К полудню, когда Мишка во всю раскочегарил баню, приехала машина с тремя пассажирами. С ними Вандушев вёл себя очень любезно. В его кабинет шофёр протащил сумки, в предбанник принёс термоса, какую-то рыбу, наверное, очень дорогую, отметил Коля, судя по промасленной бумаге и приятному запаху. Прибывшие разделись и, сверкая белыми, в складках телами, прошли в парилку. Выбрав самый большой веник, пошёл париться и Вандушев.