Огненный столб

Тарр Джудит

Эфраим, который пришел в Мемфис из Пи-Рамзеса, настолько позабыл о своей робости среди дерзких молодых людей из Синая, что вышел вперед самого Моше, встал между пророком и горожанами и сказал стоявшему впереди всех:

— Шмуэль, что же ты медлишь? Впусти нас.

Шмуэль, старший среди этих людей, был, по-видимому, не старше Нофрет, худой и седой, измученный тяжелой работой, но все же, в отличие от многих, выглядел достаточно сильным. Он выпрямился, взглянул в лицо Моше и четко сказал:

— Ты, наверное, тот, о ком разнеслась молва по всей стране.

Но я ничего о тебе не знаю, кроме того, что твой приход разгневал египтян.

— Они разгневались еще до его прихода, — с горечью произнес Эфраим. — Шмуэль, впусти нас. Господь ждет.

Шмуэль с виду казался упрямее самого царя. Нофрет подумала, что бог вполне может покарать апиру, стоящих на пути его пророка.

Она так и не узнала, способен ли Господь на такое. Прежде, чем Шмуэль успел ответить, Агарон вышел вперед и встал рядом с Эфраимом. Он всегда умел воспользоваться споим ростом и могучим сложением — и здесь, и при царском дворе. Его голос прозвучал негромко, мягко и так низко, что отдавался эхом в земле:

— Мы пришли, чтобы освободить вас.

— А что значит свобода? — поинтересовался Шмуэль. — Голодовка в пустыне?

— По милости бога, нет.

— Господь даст нам нашу собственную землю, — вмешался другой голос. Нофрет с изумлением узнала Иегошуа, стоящего плечом к плечу с Агароном. Когда он успел так вырасти? И голос у него скоро будет, как у деда, такой же красивый, выразительный, благодаря которому Агарон стал могущественным глашатаем пророка.

— Нам было обещано. Когда мы уйдем из Египта, у нас будет страна, земля, которая станет нашей. Ты увидишь ее. Ты будешь смотреть на нее вместе с остальными и радоваться.

— Если хоть один из нас доживет до этого, — проворчал Шмуэль.

— Мы доживем, — сказал Иегошуа. — А египтяне…

— Египтяне познают гнев божий, — наконец заговорил Моше, сразу освободившись от своего заикания.

— Идите к месту сбора, быстрее. У нас мало времени.

Каким бы застенчивым ни казался Моше, со слабым неуверенным голосом, лишенным внушительности, отличавшей Агарона, он мог подчинять себе людей, и вести их за собой, если хотел. Даже упрямый Шмуэль отступил перед ним.

Апиру собрались в единственном месте, способном вместить всех: на базарной площади, освобожденной от прилавков. Коз и овец разогнали по углам, а середина была свободна. Люди шли и шли, пока не заполнили всю площадь. Толпа оказалась гораздо больше, чем ожидала Нофрет. На площади собрались сотни людей, от глубоких старцев до грудных младенцев. Из них получилась бы огромная армия, если бы кто-то пожелал командовать ими и обучил их воевать.

Но сейчас в них не было ничего воинственного. Перед Моше стояли рабы, испуганные и дрожащие, слишком обуреваемые страхом, чтобы слушать его. Агарону пришлось возвысить голос, словно на поле битвы, чтобы они, наконец, перестали шушукаться.

И даже тогда не все могли услышать пророка. Агарон повторял его слова, придавая им твердость и силу.

— Бог гневается, — говорил Моше. — Он прислал нас в

Египет, чтобы освободить вас, но царь Египта желает по-прежнему держать вас в неволе. Его страна разрушена, его народ голодает, но он упорствует. Им правит его гордыня. Он не уступит…

Голоса понемногу стихали. Моше продолжал:

— И теперь Господь дошел до предела своего терпения. Девять раз он показывай свою силу. Девять раз царь отворачивал лицо свое. Но от этого гнева божия, дети Исроела, — от этой кары даже Великому Дому Египта не укрыться.

Он помолчал. Толпа тоже молчала. Слушая простого пророка, они не перестали бы болтать, но упоминание о боге утихомирило даже детей.

Голова Моше клонилась под весом всего мира. Теперь он говорил медленно, одно за одним взвешивая слова:

— Господь сказал, и дети Исроела должны повиноваться каждому слову, произнесенному им. Слушай, мой народ. Слушай и запоминай.

Голос Агарона взлетел до небес, почти заглушая голос Моше. Едва слышен был и голос бога, глашатаями которого оба были.

— Это произойдет в первый месяц года, — говорили они. — Первый день прошел: день, когда Господь повелел мне встать перед царем и передать его последнее предупреждение. Когда придет десятый день, Господь велит вам найти в каждом хозяйстве хорошего ягненка: барашка, годовалого, не младше и не старше. Кормите этого ягненка. Освятите его. И на четвертый день после этого, как только начнет спускаться вечер, принесите его в жертву перед лицом своих сородичей. Пусть каждый из вас возьмет пучок иссопа; обмакните его в кровь ягненка и обмажьте дверные столбы и притолоки в каждом доме, где живет мужчина, женщина или ребенок апиру. Затем входите внутрь, дети мои, и ешьте ягненка, зажаренною целым, и чтобы ни одна кость не была сломана. Ешьте его с горькими травами и пресным хлебом. Ешьте его стоя, одетые в дорогу, с посохами в руках; но будьте внимательны, пусть никто из вас не выходит из дому до утра.

Слова Моше падали в полную тишину. Агарон эхом вторил ему:

— Ибо в полуночи я пройду по земле Египта. Я не трону домов, отмеченных кровью ягненка. Но каждый другой дом, каждая конюшня, каждый сарай и хлев узнают мощь моей руки. Смерть поразит их, дети мои, смерть первенцев, будь они вельможами или рабами, богачами во дворцах или животными в полях — и так вплоть до семьи самого царя, из-за чьей гордыни я насылаю это бедствие на землю и народ Египта.

Воцарилось абсолютное молчание. Никто не шевелился. Никто даже не дышал.

Моше поднял голову. Слезы бежали по его щекам.

— Но вас, дети мои, — сказал он, то есть его бог, — я пощажу. Когда настанет утро, возьмите остатки ягненка; сожгите все, до последнего кусочка. Тогда вы станете свободными; тогда вы сможете идти прочь из места вашего заточения. Сделайте так и запомните это навсегда.

65

— Хотелось бы мне верить, что он не пойдет на такое, — сказала Нофрет. — Хорошо бы, у него не хватило силы.