Огнепоклонники (Адский огонь)
Шрифт:
Патриция взволнованно взмахнула руками.
— Он остался на ужин, сказал, что снял для себя номер люкс в отеле, и целый час хвастал своими подвигами. Но всякий раз, как Фрэнк задавал ему прямой вопрос об этом его новом бизнесе, он уходил от ответа и все больше злился. Разгорелся спор, и что сделал Джоуи? Смахнул все со стола, побил посуду, забросал едой все стены. Орал и ругался на Фрэнка, ну, правда, Фрэнк его достал. Мой Фрэнк не из тех, кто отступает, и уж такого поведения в своем доме не стал бы терпеть, можете не сомневаться. — С решительным кивком Патриция обвела взглядом Рину и О’Доннелла. —
Патриция схватилась за грудь, покраснев от возмущения.
— У нас в семье нравы крутые, не спорю, — продолжала она, — но такого я в жизни не видела. Никогда. Чтобы сын бил собственную мать? Назвал ее визгливой сукой, или что-то в этом роде. — Она покраснела. — Он сказал и кое-что похуже, если уж говорить всю правду. Я уже пошла к телефону, чтобы вызвать полицию, но Лора умолила меня не звонить. Представляете, стоит передо мной, из носа кровища хлещет, и умоляет не вызывать полицию! Ну, я и не вызвала. Он уже выходил за дверь, жалкий трус. Мой Фрэнк крупнее его: конечно, куда проще ударить слабую женщину, чем двухсотфунтового мужчину. Фрэнк вышел прямо за ним, велел ему никогда больше сюда не возвращаться. Сказал, что, если он вернется, в следующий раз Фрэнк вышвырнет его никчемную задницу обратно в Нью-Йорк.
Патриции пришлось перевести дух после столь длинной речи.
— Могу вам прямо сказать, я гордилась мужем в ту минуту. Когда Лора прекратила истерику, Фрэнк ей сказал, что, пока она живет под его крышей, ей запрещено открывать дверь для Джоуи. А если она это сделает, пусть идет на все четыре стороны и живет как знает. — Она вздохнула. — У меня свои дети есть и внуки тоже, у меня бы сердце разбилось, если б я не могла с ними видеться. Но Фрэнк поступил правильно. Человек, который бьет свою мать, — самая худшая мразь.
— После этого вы его не видели? — спросила Рина.
— Больше я его не видела, и, насколько мне известно, Лора тоже его больше не видела. Все праздники нам испортил, но мы это пережили. Все успокоилось, как обычно и бывает. С тех пор самое большое волнение мы пережили, когда случился пожар в доме, который мой сын строит в округе Фредерик.
— Пожар? — Рина переглянулась с О’Доннеллом. — Когда это было?
— В середине марта. Только-только подвел под крышу. Какие-то юнцы вломились в дом, устроили вечеринку, притащили керосиновые обогреватели, чтоб холод разогнать. Один из них опрокинулся, кто-то уронил спичку, и дом наполовину сгорел, прежде чем пожарные потушили огонь.
— Юнцов поймали? — осведомился О’Доннелл.
— Нет, и это просто возмутительно. Месяцы работы пошли прахом.
Когда дверь открылась, Патриция оглянулась на Рину и встала.
— Лора…
— Что они здесь делают? — Глаза Лоры покраснели и вспухли от слез. Рина поняла, что в церкви она больше плакала, чем молилась. — Я же вам сказала, я не видела ни Джо, ни Джоуи.
— Мы не смогли связаться с вашим сыном, миссис Пасторелли. Он больше не работает в автомастерской.
— Значит, нашел кое-что получше.
— Возможно. Миссис Пасторелли, у вас есть часы и серьги, подаренные вам вашим сыном в декабре прошлого года?
— Не знаю, о чем вы говорите.
— Миссис Пасторелли! — Рина старалась говорить как можно мягче, но не сводила глаз с Лоры. — Вы только что вернулись из церкви. Не усугубляйте свое горе ложью об этих вещах.
— Это были подарки. — Слезы, стоявшие у нее в глазах, выплеснулись и покатились по щекам.
— Сейчас мы поднимемся наверх и возьмем эти вещи, — сказала Рина, обняв Лору за плечи. — Я выдам вам квитанцию на них. Мы все выясним.
— Вы думаете, он их украл? Почему все всегда подозревают моего мальчика в самом худшем?
— Просто нужно все досконально прояснить, — продолжала Рина, ведя Лору вверх по лестнице.
— Он точно их украл, — проворчала Патриция. — Я так и знала.
— «Пьяже», — сказала Рина, осмотрев часы в машине. — Сорок бриллиантов по ободку циферблата. Золото семьсот пятидесятой пробы. В розничной продаже стоят тысяч шесть-семь.
— Откуда ты знаешь все это?
— Я женщина, любящая разглядывать витрины, особенно с вещами, которые я не могу себе позволить. Так, серьги… Бриллианты. Чистые, четырехгранной формы, в классической оправе. Наш мальчик не поскупился на рождественские подарки маме.
— Проверим, не было ли в Нью-Йорке ограблений ювелирных магазинов или богатых домов, где фигурируют сходные предметы.
— Обязательно. — Рина поднесла бриллианты к свету. — У меня такое чувство, что какая-то милая женщина не дождалась заслуженного подарка от Санты в прошлом году. — Она опустила клапан с зеркальцем и поднесла серьгу к уху. — Очень мило.
— О черт, ты действительно девчонка.
— Верно подмечено. Итак, он приехал пофорсить перед матерью, показать дяде, что он тоже не пальцем деланный. Дорогая машина, костюм, подарки. Ни за что не поверю, что он выиграл в лотерею. Но дядя, вместо того чтобы позавидовать, устроил ему допрос с пристрастием, и он разозлился. Большой скандал, его выставили за дверь. Он решил, что так этого не оставит.
— Он терпелив. Никогда не видел второго такого терпеливого ублюдка.
— Вот тут он превзошел своего папашу. Выжидает, рассчитывает, готовится. К тому же он знает семью. Как отомстить отцу? Достать его через сына.
— Возьмем в округе Фредерик дело о пожаре.
— Тот же почерк, что и в начальной школе, и в нью-йоркской автомастерской. Пусть это выглядит как дело рук подростков или любителей. Ничего сверхсложного — по крайней мере, на поверхности. Он в этом поднаторел, О’Доннелл. Это его конек.
Умно, умно. Не зря дал маманьке сотовый. Номерок на тот самый случай, если вдруг. Тупая сука. По сто раз приходится ей показывать, как этой гребаной штукой пользоваться. Наш маленький секрет, мамуля. Мы с тобой против всего дерьмового мира.
Проглотила сразу, как всегда.
Но это окупается. Маленькая шлюшка наконец-то кое-что скумекала! До чего же приятно было заставить ее вспоминать! До чего же сладко!