Огнетушитель Прометея
Шрифт:
Юрий отошел в сторону и прислонился к книжному шкафу.
– Да, да, именно так Марина выразилась. И бросила мне в лицо: «Думаешь отомстить Николаю? Доставить ему мучения? Но на самом деле это он, сам того не зная, уничтожает тебя, ты раб своей мании, она тебя погубит! И какой судьбы ты хочешь для нашей Лианы? Ей предстоит стать сиротой? Узнать, что она родилась от сумасшедшего?» И я вдруг понял: Марина права! Николай Георгиевич живет счастливо, у него семья, дети, бизнес, а я нищий, ничего не достиг, не думаю о себе, все мысли о нем. Надо как-то выкарабкиваться, потому что Лиане нужен хороший отец, а не чудовище. У меня был долгий путь, я шел к очищению не один месяц. Не скрою, подчас
Я подпрыгнула на стуле.
– Неужели?
– Именно так, – кивнул Приходько. – Нашел человека, который вел дело Панина, и рассказал ему правду, сообщив, что готов понести наказание.
– Думаю, полицейский не особенно обрадовался, – пробурчала я.
– Ты права, – согласился Юрий, – он ответил: «Дело закрыто, Панин действительно толкнул супругу на батарею, значит, осужден правильно. Он сам, пусть и не нарочно, убил жену. Вот я, например, сколько меня ни подначивай, на свою бабу не брошусь. Иди, парень, домой. Если хочешь получить отпущение грехов, так это не ко мне, ступай в церковь».
– А об отравлении Инны Петровой тоже сообщили? – задала я вопрос.
– Нет, – спокойно ответил Приходько, – пришлось бы открыть чужую тайну, рассказать об участии в деле Ларисы. Видишь, как легко быть откровенным? Попробуй. Поверь, жить честно намного легче, чем во лжи. Ну, что у тебя стряслось? С чем ты не можешь справиться? Почему обратилась в клинику?
– Честно? – подняла голову я.
– Да, говори откровенно, – сказал Юра.
Я посмотрела ему прямо в лицо.
– Где Валентина? Я ищу старшую дочь Весенина.
Собеседник опешил. И тут раздался стук в дверь.
Глава 27
– Входите, – разрешил Приходько.
На пороге появился Макс, он хотел что-то сказать, но я повторила свой вопрос.
– Где Валентина? Не стесняйтесь, Юра, спокойно говорите при этом мужчине, он свой человек.
– Валентина? – переспросил Юрий. – У меня нет знакомых женщин с таким именем. И в клинике сейчас нет ни одной Вали.
– Речь идет о старшей дочери Николая Весенина, – уточнила я.
– Мы с ней никогда не общались, я видел ее всего раз в жизни, когда без приглашения ввалился в дом Николая Георгиевича, – без малейших признаков волнения отреагировал Юра. – А что случилось?
– Вы живете в этой комнате? – спросил Макс.
– Да, – ответил Приходько. – Объясните, пожалуйста, причину вашего появления.
Дверь снова распахнулась, и в спальню вошел Радищев, который с порога осведомился:
– В чем дело? Вы кто?
Макс достал служебное удостоверение.
– Так… – протянул Константин Львович, тщательно изучив документ. – Что привело вас сюда?
– Исчезновение Валентины Весениной, – сухо произнесла я, – дочери человека, которого истово ненавидел Юрий.
– Я давно осознал свои ошибки, – без тени страха или агрессии сказал Приходько. – Я знаю, что Николай Георгиевич не мой отец, уже извинился перед ним.
– О том, что просил у владельца автосалонов прощения, вы не говорили, – возразила я.
– Думал, это и так понятно, – пояснил Юра. – Мы встретились в ресторане, Весенин выслушал меня и сказал: «Рад, что ты наконец-то поумнел и более не веришь в наше кровное родство. Я на тебя зла не держу, но приглашать тебя в гости все же не стану. Давай держаться подальше друг от друга». Я не обиделся. И, кстати, вовсе не рассчитывал на его дружбу. Далеко не все готовы общаться с тем, кто доставил им неприятные переживания. Например, когда я позвонил Надежде Зотовой и попросил о встрече, та закричала: «Новую гадость замыслил? Пошел к черту!» Я повесил трубку и более сестру Аллы не беспокоил. Если с вами не желают разговаривать, примите это как наказание за свои ошибки и не настаивайте. Лариса, между прочим, услышав мой голос, просто бросила трубку.
Я не поверила своим ушам.
– Вы решились побеспокоить девочку? Не испугались, что она побежит к отцу, а тот наймет парней, которые намнут вам бока?
– Значит, так тому и быть, – вдруг вмешался в беседу Радищев. – Здесь важно желание человека искренне попросить прощения, а не то, что потом последует.
– Однако немного странно, – протянула я. – Вы считаете нормальным бередить раны девочки, поскольку хотите очиститься от грехов? Погодите, а вы рассказали Николаю Георгиевичу о том, как подослали Лару к Инне Петровой? И остались после признания живы?
Приходько моргнул.
– Нет. Нельзя раскрывать чужие тайны. И не стоит перечислять собственные подлости, надо произнести: «От всего сердца прошу у вас прощения за все причиненные страдания. Я испытываю глубокий стыд за свое поведение. Прошу поверить, теперь я стал другим, осознал всю глубину своей подлости и более никогда не нанесу душевных ран другому человеку».
– Очень удобно, – хмыкнула я. – Нечто вроде «простите меня за то, о чем знаете, и пусть то, что вам неизвестно, останется покрыто мраком».
– Давайте не будем углубляться в психологию, – попросил Макс. – Юрий, вам придется повторить мне то, что вы рассказали Лампе…
– Она не Людмила? – с запозданием сообразил Радищев. – И не страдает клептоманией? Значит, вы подослали в мою клинику ищейку, которая обманула нас, начала разнюхивать…
У меня закончился запас терпения и толерантности.
– А вы пригрели в своем центре подлеца, который чудом избежал наказания за совершенные преступления.
– Юрий исправился! – возмутился в ответ Константин. – Мы помогаем людям осознавать свои ошибки!
– Да уж, слово «ошибка» замечательно звучит в свете рассказа Юрия, – выдохнула я.
– Вы не имеете права разглашать что-либо из услышанного в этих стенах! – разозлился Радищев.
– Я не в претензии, Константин Львович, – тихо произнес Юра. – Я хотел помочь женщине, доказать ей, что она хороший человек, объяснить, что честность – лучшее лекарство от всех психологических проблем.
– Вот только гостья не нуждалась в нашей поддержке, – почти спокойно произнес Радищев.
Я подняла руку.