Огневой вал наступления
Шрифт:
— Хватит у нас снарядов по тяжелым калибрам?
— Хватит! — ответил Василий Иванович. — И по тяжелым и по средним калибрам у нас полный порядок. Еще двенадцать минут, — добавил он, взглянув на часы.
Долгими, тягучими показались нам эти минуты. И оба генерала да и все мы думали сейчас об одном: туман, снегопад исключают наблюдение за результатами артиллерийской стрельбы, а следовательно, ее корректировку. Если в заранее подготовленных установках орудийных прицелов, уровней и угломеров вкрались ошибки, исправить их в ходе артподготовки уже не удастся. Снаряды будут рваться в стороне от пулеметных и орудийных дзотов противника на его переднем крае, не накроют достаточно надежно его батареи, командные пункты, места расположения резервов в глубине обороны. Она останется неподавленной, и как только наша пехота поднимется в атаку... В общем-то, подобные мысли всегда тревожат артиллериста перед атакой, а тут еще слепая снежная круговерть.
В
К одиннадцати утра первая позиция 3-й румынской армии была полностью прорвана, наша пехота вышла к огневым позициям вражеской артиллерии и овладела ими. Появилась возможность получить предварительное представление о результатах контрбатарейной борьбы, и наша небольшая группа, разделившись, двинулась вслед за пехотой. Впечатление от артиллерийской боевой работы по дальним вражеским целям мы получили сильное. Я обошел [70] и объехал несколько батарейных огневых позиций противника. Они были буквально перепаханы тяжелыми снарядами. Лучшее свидетельство тому, что наша инструментальная разведка очень точно, засекла по звукам выстрелов вражеские батареи, то есть цели отдаленные, такие, которые нельзя выявить другим способом, Владимир Павлович Ободовский побывал в районе станицы Мело-Клетская, обнаружил пять брошенных противником батарейных позиций с четырнадцатью исправными орудиями и несколькими поврежденными. Дмитрий Родионович Ермаков доложил, что в полосе 51-й гвардейской стрелковой дивизии все огневые средства врага были подавлены настолько надежно, что ее полки вошли в прорыв в сопровождении оркестра, игравшего «Интернационал». В полосе 5-й танковой армии 15 румынских батарей, засеченных нашими звуковыми артиллерийскими станциями, были подавлены{25}. В целом же вражеская артиллерия во всей полосе прорыва оказалась почти полностью парализованной, и в первой половине дня ее огневое сопротивление было слабым и эпизодическим. Обследуя результаты контрбатарейной борьбы в полосе 5-й танковой армии, я лишь изредка ловил ухом выстрелы отдельных орудий противника. А стрельбы организованной, батареями, не наблюдалось до вечера.
Между тем события стремительно развивались, танки 5-й танковой армии генерал-майора П. Л. Романенко быстро углублялись в прорыв. Оперативную группу командарма мне удалось догнать уже в глубине тактической зоны обороны врага, северо-западней хутора Клиновой, за который только что закончился бой. Было около часа дня. Прокофий Логвинович Романенко распоряжался по радио, вводя в бой свои новые танковые части. Из коротких реплик командарма и штабных командиров стало ясно, что противник подтягивает к прорыву танки и что наиболее устойчивой оказалась его оборона на левом фланге армии генерала Романенко. С разрешения командарма я отправился туда с колонной 1241-го истребительно-противотанкового полка подполковника Г. И. Пересыпкина. Впереди шли несколько машин 19-й танковой бригады. Вскоре мы обогнали колонну бойцов и уже в сумерках увидели впереди, на юге и юго-востоке, пламя больших пожаров. Это горели хутора Ново-Царицынский, Варламовский, Перелазовский и Ефремовский, протянувшиеся вдоль дороги с севера на [71] юг. Подъехали ближе, заметили наши танки. Один из них горел, другие, укрывшись за буграми и в неглубоких лощинках, вели огонь. Ответный огонь противника со стороны хуторов был интенсивным и точным, несмотря на быстро наступившую темноту. Значит, подступы к хуторам заранее пристреляны. Скорее всего, здесь расположен опорный пункт противника.
Всю ночь на 20 ноября командование 19-й танковой бригады занималось организацией завтрашней атаки. Разведчики привели пленного. Он оказался из 1-й румынской танковой дивизии. По его словам, эта дивизия выдвинулась к прорыву еще вечером. Несколько машин остались в хуторах Перелазовский и Ново-Царицынский, с тем чтобы усилить оборону этого опорного пункта на слиянии речек Царица, Курталак и Крепкая.
По докладам разведчиков, опорный пункт имел минимум пять батарей противотанковых пушек и около десяти легких и средних танков. Обойти хутора с севера или юга трудно. Вражеская оборона устроена за глубокими оврагами, и, обходя их, танки неизбежно подставят борта под фашистские снаряды. Между тем к утру в помощь танковой бригаде подошел и 85-й гвардейский минометный полк. Командование бригады удачно и с хорошей выдумкой распорядилось приданными силами артиллерии и реактивных минометов. За ночь гвардейцы-минометчики подготовили огонь по опорному пункту, а противотанкисты Пересыпкина, пользуясь все теми же степными оврагами, выкатили пушки на дистанцию 400–500 метров от оборонительных сооружений противника.
На рассвете «катюши» дали залпы
Пользуясь паникой в опорном пункте, наши танки атаковали его, жалкие остатки гарнизона бежали по дороге на юг. 19-я танковая бригада немедленно перешла к преследованию. Как мне рассказали в штабе 26-го танкового корпуса, главные силы 1-й румынской танковой дивизии были [72] также полностью разгромлены в танковых боях между хутором Усть-Медведицкий и речкой Царица.
Вторая танковая дивизия противника, выдвинутая к месту прорыва, — 22-я немецкая вступила в бой несколько позже. Вообще вся эта попытка командования немецко-фашистской группы армий «Б»{26} закрыть прорыв или, по меньшей мере, локализовать его контрударом 48-го немецкого танкового корпуса и по замыслу и по исполнению, как выяснилось, выглядела беспомощной. Обе танковые дивизии несколько раз на дню перенацеливались с одного направления на другое, совершали марши туда-сюда, попадая то под атаки танков командарма П. Л. Романенко, то под удары наших бомбардировщиков. В результате 20–21 ноября и 22-я немецкая танковая дивизия попала в клещи и понесла тяжелые потери. Добили ее в районе того же хутора Перелазовский. Уже полуокруженная, эта дивизия получила приказ срезать советский танковый клин, подсекавший с севера главные силы сталинградской группировки фашистов. 22-я танковая нанесла контрудар с запада на восток через хутор Большая Донщинка на Перелазовский с целью оседлать основную дорогу, по которой продвигались на юг части 5-й танковой армии генерала Романенко. Однако Прокофий Логвинович предусмотрел и этот вариант. Он прикрыл захваченный опорный пункт сильным артиллерийским щитом — пушками 33-го истребительно-противотанкового и «катюшами» 75-го гвардейского минометного полков. И когда 21 ноября немецкие танки и пехота на бронетранспортерах выскочили с запада к Перелазовскому, их встретил сильный огонь.
Повторная атака противника тоже была отбита. Оставив под Перелазовским 16 подбитых и сгоревших танков, гитлеровцы отступили в сторону Большой Донщинки. Как позже стало известно от пленных, командир 48-го немецкого танкового корпуса генерал Гейм, потеряв все танки, с небольшой группой штабных офицеров и примкнувших к ней солдат из разгромленных частей вышел из окружения. Гитлер обвинил его в бездеятельности, изгнал в отставку.
В целом же факты боевой работы артиллеристов и в ходе артподготовки и позже, при сопровождении пехоты и танков во время прорыва на юг, к городу Калач, давали интересный материал для обобщений. Тесное взаимодействие (а главное — результативное!) артиллеристов с танкистами [73] и пехотинцами в тех фазах боя, где трудно, а подчас и невозможно что-то спланировать загодя, где главную роль играет инициатива, собранность, решительность и быстрая импровизация в командирском решении, — все это становилось достоянием уже не отдельных, наиболее подготовленных командиров, а широкого их круга — большинства.
Примерно такую же общую картину действий и взаимодействия артиллерии с пехотой, танками и конницей наблюдали Владимир Павлович Ободовский и Дмитрий Родионович Ермаков в полосах наступления 65-й и 21-й армий. Они рассказали мне, что противник — 6-я немецкая армия генерала Паулюса — пытался и здесь нанести танковый контрудар частями 14-го танкового корпуса. Кольцо советского окружения уже замкнулось, но противник еще питал надежду собственными силами разорвать кольцо, пока оно не уплотнилось. Одну за другой выводил он танковые дивизии из Сталинграда и бросал в бой на высотах, прикрывавших донские переправы близ хуторов Вертячий и Песковатка.
Первыми с этими дивизиями столкнулись подвижные соединения — 4-й танковый и 3-й гвардейский корпуса с приданными истребительно-противотанковыми частями. Сильные бои начались 22 ноября. В этот день в районе хутора Сухановский артиллеристы 5-й истребительной бригады полковника Зубкова сожгли восемь немецких танков, а 1250-й истребительно-противотанковый полк майора Котиловского — девять танков под хутором Больше-Набатовский. Но решительный бой произошел на следующий день, когда фашисты бросили в бой все свои подвижные силы — более 150 бронеединиц.
Жестоко и стойко сражались против этой бронированной массы бойцы, командиры и политработники 5-й истребительной бригады полковника Зубкова, 1250-го и 1180-го полков майоров Котиловского и Маза. И опять-таки в этом ожесточенном бою, развернувшемся в полосе более 15 километров по фронту, блестяще проявили себя новые 76-мм пушки ЗИС-3. За день было подбито и сожжено около 60 танков противника, 14-й немецкий танковый корпус оказался отброшенным на исходные позиции и прижатым к Дону, переправы через который были разбиты нашей авиацией.