Огневой вал наступления
Шрифт:
Вторая боевая задача, тоже связанная с предмостным укреплением, потребовала привлечь к ее решению значительные артиллерийские силы. Командующий армией приказал командиру 191-й стрелковой дивизии провести разведку боем, ворваться в мощный узел сопротивления в поселке Долгая Нива и закрепиться в нем. Овладение Долгой Нивой и грядой холмов, на которой стоит поселок, позволило бы значительно улучшить наши позиции перед наступлением. С этой гряды местность в сторону противника хорошо просматривалась, включая и город Нарва.
Для разведки боем командир дивизии выделил четыре роты 552-го стрелкового полка, то есть 200–250 пехотинцев. А для их поддержки штаб артиллерии назначил 26 батарей легких пушек и гаубиц, 13 батарей тяжелых пушек и пушек-гаубиц, 6 батарей полковых
Две недели дали нам на подготовку, и артиллерийские командиры хорошо использовали это время. Круглосуточное дежурство на наблюдательных пунктах выявило много новых, в том числе долговременных, огневых точек противника. Два дня наша артиллерия, главным образом тяжелая, разрушала эти сооружения, затем, после десятиминутного огневого налета по всей обороне противника, пехотинцы атаковали Долгую Ниву. Вскоре этот узел сопротивления был захвачен. Однако противник предпринял несколько сильных контратак. Взаимодействие между нашими пехотинцами и артиллеристами было нарушено, и к исходу дня стрелковые роты оставили Долгую Ниву и отошли на старые позиции.
Когда мы — начальник штаба артиллерии Филипп Владимирович Горленко, мои заместители Леонид Андреевич [121] Шаманков и Борис Анатольевич Носов — разбирали детали этого боя, то пришли к выводу, что в ходе атаки и захвата вражеских траншей наши артиллерийские командиры действовали гораздо успешней, чем в последующей фазе боя — например, при контратаке противника и других неожиданностях, которые требовали быстрых, а зачастую и рискованных решений. Этот вывод помог и нашим политорганам соответственно нацелить политическую работу в предвидении будущего наступления.
Начинался июль, и подготовка к наступлению день ото дня становилась все интенсивней и зримей. Ночами дороги, ведущие к реке Нарва с востока, оживали. Шли колонны пехоты, артиллерия, автомашины. Все новые дивизионы, полки и бригады легких и тяжелых орудий, минометов, реактивных минометов входили в подчинение штаба артиллерии 2-й ударной армии. Если к началу июля на участке, намеченном для прорыва фронта, артиллерийские плотности составляли в среднем 72 ствола на один километр, то к середине июля эта цифра возросла до 142 стволов. Причем в 191-й стрелковой дивизии она была еще выше — до 158 стволов на километр{44}.
Сам план Нарвской операции, разработанный штабом Ленинградского фронта, базировался на сложившемся еще в зимних боях охватывающем положении советских войск. 2-я ударная армия должна была нанести удар в обход города Нарва с севера, 8-я армия — с юга и, таким образом замкнув окружение, ликвидировать главные силы фашистской армейской группы «Нарва». Наш левый сосед наносил удар с плацдарма, нам предстояло форсировать реку Нарва в нижнем течении, где ее ширина близ впадения в море достигает 700 метров. Несмотря на эту трудность (а наступление с форсированием водной преграды всегда трудно), командование Ленинградского фронта рассматривало полосу наступления 2-й ударной армии как более перспективную для достижения успеха, чем полосу наступления 8-й армии. Дело в том, что там, у наших соседей, южней и юго-западней Нарвы, местность представляла собой сплошные труднопроходимые болота. А когда зимой здесь нашими войсками был захвачен плацдарм, фашистское командование перебросило сюда значительные силы, в том числе танковые, и стало укреплять это направление инженерными заграждениями. Да и сейчас, летом, по сведениям, которыми мы располагали, противник ожидал главный удар Ленинградского [122] фронта именно с плацдарма юго-западней Нарвы, в полосе 8-й армии.
План командования нашей 2-й ударной армии был такой: обороняясь на левом фланге и в центре небольшими силами, главным образом артиллерийско-пулеметными батальонами 16-го укрепленного района, нанести удар через реку Нарва правым флангом армии на шестикилометровом участке, что между впадением реки в море и городом Нарва. Каждая из двух дивизий (131-я и 191-я), прорывавших фронт, получила полосу три километра
Итак, основные усилия нашей артиллерии переносились на правый фланг армии с целью обеспечить быстрое форсирование реки и продвижение в обход Нарвы и навстречу частям 8-й армии. В состав различных артиллерийских групп — поддержки пехоты, общего назначения, группы разрушения, группы дальнего действия и других — мы по мере подхода включали артиллерию 109-го стрелкового корпуса (сам корпус во втором эшелоне), 8-го Эстонского корпуса (резерв командарма), 3-й тяжелой гаубичной бригады, отдельных дивизионов особой мощности, дивизион морской дальнобойной артиллерии, бронепоезда и так далее. Артиллерийский «молот», занесенный над вражеской группировкой, выглядел очень увесистым — не столько по числу стволов, сколько по их калибру. К двадцатым числам июля мы располагали 30 гаубицами большой мощности (203-мм) и 18 орудиями особой мощности (305-мм). Величину этих орудий и разрушительную силу их снарядов трудно даже с чем-либо сравнить. Единственное, с чем сравнишь, так это с главным калибром артиллерии линейных кораблей и крейсеров.
Эти орудия остались у нас в огневом резерве. Мы готовили их к весьма серьезной задаче — к разрушению особо [123] прочных крепостных сооружений и дотов. Днем и ночью артиллерийские разведчики, командиры батарей и дивизионов вели наблюдение за крепостями Нарвы и Ивангорода, пробираясь не только за линию боевого охранения, но и еще глубже — на пригородное кладбище, в развалины домов, всюду, где можно было вести разведку различных участков крепостных стен и башен. Смело могу сказать, что обе крепости, их слабые и сильные места были изучены артиллеристами дивизионов особой мощности так тщательно, как изучают здания только специалисты-строители.
Однажды утром я вел наблюдение за противником с наблюдательного пункта 328-го артиллерийского дивизиона особой мощности, а НП этот был устроен на дереве. Слышу голос, приятный такой тенор меня окликнул: «Товарищ Казаков, что это вы там, на ветвях, вдруг загрустили?» Гляжу вниз — там, в траншее, в кожаном пальто стоит Андрей Александрович Жданов — член Политбюро ЦК ВКП(б), руководитель ленинградских большевиков и член Военного совета Ленинградского фронта. Не ожидал я увидеть его здесь, на передовой, и потому несколько растерялся. Смотрю сверху, а он улыбается: «Так что вы грустный, товарищ артиллерист?» А я и в самом деле задумался. Было отчего. До наступления считанные дни, артиллерию мы уже почти всю вывели в позиционные районы, а снарядов, необходимых для наступления, нам еще не подвезли. Это тревожит, спать спокойно не дает. Уверяешь себя, что будут снаряды, будут, и никто не позволит начать наступление без боеприпасов, и без тебя начальство знает, что орудие без снарядов — это просто железо... А все равно муторно ждать.
Быстро спустился я в траншею с мыслью доложить Андрею Александровичу про дела с боеприпасами, вернее, с их отсутствием. Один раз я до этого с ним беседовал, но впечатления этой беседы жили во мне. Очень умный, простой, заботливый человек. Это было, когда я приехал в Ленинград из Москвы. Генерал-полковник А. А. Жданов тогда сказал, что 2-я ударная армия в основном состоит из ленинградцев, подсказал, на какие вопросы надо обратить внимание в работе с подчиненными, особо подчеркнул, что, поскольку ремонтом артиллерию обеспечивают ленинградские заводы, мне необходимо учиться работать с гражданскими товарищами и организациями. А прощаясь, заметил: «Еще увидимся. Я к вам приеду». Вот он и приехал.