Огонь и сера
Шрифт:
– Мистер Баллард, – побледневший Мартинетти сглотнул, дернув кадыком, – после всех трудов, что мы вложили в дело, и риска, которому мы подвергались, я имею право знать, почему вы закрываете проект. Поверьте, я говорю со всем уважением. Как исполнительный директор, я всем сердцем люблю компанию...
Баллард почувствовал испепеляющий гнев, такой сильный, что казалось, будто сам спинной мозг готов сгореть и превратиться в золу.
– Сукин сын, разве ты не понял, что я сказал?!
Мартинетти умолк. Глаза Чейта нервно бегали из стороны в сторону.
– Компания – это я, – продолжил
Баллард знал: ни один уважающий себя итальянец не снесет подобного оскорбления. И не ошибся.
– Сэр, засим я прошу меня уволить...
– Так уходи, мать твою, уходи! Скатертью дорога.
Баллард врезал кулаком по клавиатуре, потом еще и еще. После пятого удара экран погас.
Баллард долго сидел в темноте. Раз федералы устроили в Патерсоне засаду, значит, они знали о передаче ракетных технологий. В другое время это показалось бы катастрофой, но сейчас он думал о другом. Так или иначе, федералы остались с носом, и «БАИ» чиста. Только Балларда это не волновало. Его ждали дела поважнее.
Федералы даже понятия не имеют о том, что происходит на самом деле. Вовремя он смотался. Гроув с Катфортом – а с ними, может, и Бекманн – умерли, как и следовало ожидать. А сам Баллард до сих пор жив.
Дыхание участилось. Господи, нужно на воздух... Баллард вышел за дверь, поднялся по ступенькам и вскоре уже снова любовался с мостика далеким горизонтом.
Если б он только мог уплыть за край, прочь из этого мира!..
Глава 40
Где-то заскрежетала рация, и д'Агоста оглянулся. Поначалу он ничего не увидел сквозь буйную зелень, но через несколько минут различил вдалеке серебристые проблески и синие вспышки. Наконец показался коп – вернее, голова и плечи, плывшие над папоротником-орляком. Заметив д'Агосту, полицейский повернул и направился в его сторону. Позади шли двое медиков, несущих синий пластиковый ящик для трупов. За ними еще двое в комбинезонах волокли тяжелые инструменты. Шествие замыкал фотограф.
Полицейский наконец продрался сквозь последний куст и подошел – маленький, серьезный сержант полиции города Йонкерс.
– Вы Пендергаст?
– Да, сержант Баскин, рад познакомиться.
– Хорошо. Это та могила?
– Да.
Пендергаст достал из кармана пиджака бумаги. Сержант скрупулезно изучил их, расписался, забрал копии и вернул оригиналы.
– Простите, я должен удостовериться...
Пендергаст и д'Агоста показали значки.
– Прекрасно. – Полицейский обернулся к рабочим в комбинезонах, занятых разгрузкой инструментов. – Приступайте, парни.
Те живо приподняли плиту ломиками и отволокли ее в сторону. Граблями расчистив пространство вокруг могилы, они расстелили несколько больших грязных брезентовых полотен. Затем по квадратам очистили дернорезами землю от травы, которую пластами сложили на брезент.
– Ну и как же вы нашли Бекманна? – обратился д'Агоста к Пендергасту.
– То, что он мертв, я знал с самого начала. Оставалось решить, был ли Бекманн бездомным или умалишенным – другой причины, почему никто не
Расправившись с дерном, рабочие принялись копать по очереди. Медики, покуривая, болтали в стороне. Вдалеке вновь прогремел гром, и по листьям защелкал легкий дождик.
– Судя по всему, начало жизни у нашего мистера Бекманна было многообещающим, – продолжал Пендергаст. – Отец – дантист, мать – домохозяйка. Он блестяще учился в колледже, однако еще в юности пережил смерть обоих родителей. Окончив учебу, Бекманн, похоже, не знал, чего, собственно, хочет. Какое-то время он скитался по Европе, затем, вернувшись в Штаты, стал торговать артефактами. Пристрастие к спиртному постепенно перетекло в алкоголизм, но Бекманна, скорее, одолевали проблемы душевные, нежели телесные – ведь он так и не нашел места в жизни. Тот многоквартирный дом, – Пендергаст указал на одну из окружающих погост развалин, – стал его последним прибежищем.
Землекопы, будто машины, равномерно расширяли и углубляли бурую пасть могилы.
– Как он умер?
– В свидетельстве о смерти записано, что его убили метастазы рака легких. Но мы узнаем правду, осталось недолго.
– Так вы думаете, он умер не от рака?
– Я привык сомневаться, – сухо улыбнулся Пендергаст.
Лопата чиркнула по гнилому дереву. Рабочий опустился на колени и строительным мастерком стал убирать землю с плоской крышки. Покойного погребли не глубже чем на три фута – так похоже на государство, привыкшее экономить на всем, даже на мертвых.
– Фотограф, – позвал местный сержант.
Рабочие выбрались из могилы и подождали, пока фотограф, наклонившись над ямой, сделает несколько снимков под разными углами. Затем, вновь спрыгнув в могилу, они размотали нейлоновые ленты и пропустили их под днищем гроба.
– О'кей. Поднимайте.
Гроб вытащили на поверхность, уложили его на брезент. Сильно запахло сырой землей.
– Открывайте. – Сержант Баскин явно не страдал многословием.
– Прямо здесь? – удивился д'Агоста.
– Таковы правила. Надо проверить и убедиться.
– Убедиться в чем?
– В том, что совпадают возраст, пол, общее состояние... И вообще, лежит ли в гробу тело.
– Сержант дело говорит, – подтвердил один из рабочих. – Мы в прошлом году выкопали жмурика в Пелхаме. И знаете, что нашли внутри?
– Что?
– Двоих жмуриков: мужика с обезьяной. Никак мафия замочила шарманщика! – Рабочий захохотал, будто залаял, и пихнул локтем приятеля. Тот тоже засмеялся, и они занялись крышкой. Гнилого дерева надолго не хватило, и как только под напором зубил крышка отошла в сторону, наружу вырвался сильный запах гниения, плесени и формальдегида. Д'Агоста подался вперед: в нем нездоровое любопытство боролось с тошнотой, от которой ему всегда было трудно избавиться.