Огонь, мерцающий в сосуде
Шрифт:
– Мы договорились с хозяином, что я буду один, и, честно говоря, я предпочел бы свое обещание сдержать. Но если ты...
– Хорошо, иди один, – покорно согласилась я и, только когда он скрылся за воротами, досадливо чертыхнулась: зачем я, спрашивается, сюда приехала? В машине сидеть? Почему я опять позволяю ему командовать? «Он ведет себя странно, – немного успокоившись, решила я. – Необычно – уж точно. Он вроде бы извинялся, что не может взять меня с собой, его тон как будто подразумевал это». Открытие так поразило, что минут сорок я пялилась в пустоту, саму себя уговаривая, что подобный тон мне просто пригрезился,
Я так увлеклась размышлениями на сей счет, что время ожидания пролетело стремительно. Увидев Бессонова, я удивилась и посмотрела на часы. Он сел рядом, завел машину, а я на него уставилась, не решаясь задать вопрос. Он сдал назад, развернулся, и мы поехали в город.
– Что-нибудь выяснил? – все-таки спросила я.
– Девица подсела на кокаин. Супруг узнал об этом и запихнул ее сюда на излечение, подозреваю, принудительное.
– Гордеев к наркотикам относится как к чуме. И то, что его сын...
– Да, сыночек вряд ли мог его порадовать... Логично предположить, что в увлечении молодой жены порошком не последнюю роль сыграл Гордеев-младший. Она оказалась здесь в среду, в четверг отец был в Москве, я проверил, а вот что было в пятницу вечером...
– Ты хочешь сказать... Отец и сын могли видеться в пятницу?
– Почему бы и нет?
– Жена Гордеева совершенно точно находилась тут со среды?
– Да.
– Сынок известный был бабник... я подумала, что если отец...
– Застукал сына со своей молодой женой, которую сыночек к тому же приучил к порошку? Неплохая версия. Жаль, в среду девица уже лежала в отдельной палате...
– А если Гордеев был убит раньше и только утром в пятницу его труп оказался в клубе... Нет, – вздохнула я. – В четверг он устроил скандал в «Абажуре», об этом говорила Ольга, и Коля подтвердил. Значит, его смерть к появлению здесь мачехи отношения не имеет.
– А вот в этом я не уверен.
Мы еще немного поговорили об этом. За четыре года впервые мы что-то обсуждали столь долгое время. Конечно, сейчас особые обстоятельства... А когда погиб мой брат, это что, не было особым обстоятельством? Тогда я была убеждена: брата убил Бессонов. Что нам было обсуждать? Сегодня Бессонов обвинил меня, что брата я не любила... Он принял мое молчание за равнодушие? А я любила брата? Любила? Когда-то мне казалось, что я с чистым сердцем отвечу на этот вопрос утвердительно, а потом... потом была горькая обида на Бориса за то, что он не защитил меня... И когда он погиб... Теперь я могу признаться, меня куда больше волновало, что убил его именно Бессонов, это подогревало мою ненависть... Узнать о себе такое было неприятно, и оставшуюся часть пути я молчала, глядя в окно.
– Отвези меня в гостиницу «Восход», – попросила я, когда мы оказались в городе, и тут же добавила: – Останови машину, я сама доберусь.
– Тебе не следует туда возвращаться, – напомнил Бессонов.
– Хорошо, – согласилась я. – Сниму номер в «Заре».
– Чужим паспортом лучше не козырять. Очень может быть, что полиция уже проявляет к тебе интерес. Рядом со мной ты в безопасности,
– Я не хочу жить с тобой в одном номере, – со всей возможной твердостью сказала я. Бессонов усмехнулся.
– Там две комнаты. И у меня нет тяги к сомнительным удовольствиям: не забывай, ты у нас покойница.
– Дурацкая шутка, – сказала я, а он кивнул:
– Согласен.
Обедать Бессонов решил в номере. Стол нам сервировали в гостиной, я с трудом впихнула в себя салат, чувствуя на себе взгляд мужа. Он рассматривал меня с таким видом, точно готовился сообщить что-то очень неприятное. Может, и вправду готовился, но потом, видно, передумал, потому что так ничего и не сказал. Зато на меня совершено некстати напала словоохотливость.
– Они тебя боятся, – буркнула я.
– Кто?
– Тот же Коля, к примеру. Так и сказал, что до смерти перепугался.
– Уверен, это была шутка.
– А я не уверена. – Вот это да! Я позволила себе с ним не согласиться. И ничего, земля по-прежнему крутится, а Бессонов, против ожидания, не осадил меня, а улыбнулся вполне по-человечески. Вряд ли моим словам, тогда чему? – Я много чего успела о тебе наслушаться, – осмелев или обнаглев, добавила я.
– Поверь на слово: пятьдесят процентов из того, что ты слышала, – плод неуемной фантазии. В любом случае, моя крутость сильно преувеличена, если справиться с тобой я так и не смог. Весьма обидное открытие для моего самолюбия, – заметил он с усмешкой.
Ему пришла охота иронизировать? Скорее просто поиздеваться надо мной, но что-то в его взгляде моей догадке противоречило.
– Не помню, чтобы я хоть раз посмела тебе возразить, – сказала я и тоже попыталась усмехнуться.
– С этим трудно не согласиться, – кивнул он. – Нет, ты не возражала. Ты молчала. Изо дня в день, из года в год. Что бы я ни делал и что бы ни говорил, ты упорно молчала. И я ничего не мог поделать с девчонкой, которая почти вдвое моложе меня.
– Ты... – начала я, внезапно лишившись и страха перед ним, и терпения, но мой боевой задор исчез так же стремительно. Какой смысл обсуждать все это?
– Я. И что дальше?
– Ничего.
– Другого ответа я не ждал, – хохотнул он. – Могу поздравить, ты выиграла все битвы. С молчаливым упорством, достойным лучшего применения.
Я отодвинула тарелку, потому что появилось искушение запустить ее ему в физиономию.
– Ты усердно молчала, но я очень быстро научился читать по глазам. Это было нетрудно, учитывая, что там всегда было одно и то же: ты можешь трахать меня в свое удовольствие, но души моей не получишь. Я тебя трахал, а ты терпела, сцепив зубы. Вот и вся наша семейная жизнь.
– Для меня новость, что она тебя не устраивала. Что ты пытаешься мне сказать: я была плохой женой? Наверное, так. Может, потому, что твоей женой я себя никогда не чувствовала. Хочешь скажу, кем я себя чувствовала? Пустым местом. Это в лучшем случае, когда ты ненадолго забывал обо мне. А когда... надеюсь, ты помнишь, как мы с тобой познакомились? Ты... – Я почувствовала дурноту, как будто тот вечер вернулся и я вновь оказалась в гостиной брата.
– Ты была не против, – заявил Бессонов, глядя на меня с сомнением.