Огонь подобный солнцу
Шрифт:
Мальчик попытался поднять его. Нужно было что-то предпринять, но Коэну никак не удавалось понять, что нужно было сделать. Ему в плечо вцепились чьи-то когти; он с силой пытался оторвать их, но там ничего не оказалось. «Может, меня застрелили», – подумал он, бессмысленно хихикнув.
Вдруг на него обрушился поток яркого света и шум голосов. «Я слышу смех Исома». Боль в плече усилилась, когда кто-то поднял его. Свет замер в молчании. «J'ai attrape son rire». Он засмеялся. «C'est fatal».
Темные злые лица, возникавшие из резкого света, словно долбили по нему, повторяя, «T'es fou, toi? T'es fou, toi?»
– Je m'en fous, moi, –
– Il est malade. – Откуда-то издалека до него донесся голос мальчика. Их подтолкнули друг к другу. Боль резанула словно лезвие, в глазах прояснилось.
– Господи, tu m'as blesse, – сказал Коэн, увидев перед собой чье-то бородатое лицо с толстыми губами. – Посмотри, у меня кровь.
Ему были видны смутные очертания труб, удалявшихся куда-то внутрь. Он стукнулся плечом о перегородку, когда его вытолкнули на мостик. В открытой двери блеснула вода в радужных разводах. Внизу что-то громко говорил мальчик.
Матросы держали их на палубе до тех пор, пока появившийся бежевый «лендровер», сигналя и лавируя между грузами, не остановился у переднего трапа. Четверо солдат, подбежав к ним, надели на них наручники. Один из них, сказав что-то по-арабски в сторону Коэна, подозвал остальных.
– Он понял, что ты – не алжирец, – сказал мальчик. В этот момент солдат с размаху ударил его по лицу.
«Лендровер» подбрасывало на рытвинах набережной, каждый толчок вызывал новый приступ невыносимой боли в плече. Город, раскинувшийся на горе, то исчезал перед ним словно в тумане, то вновь появлялся, поблескивая, как разбитый бокал. «Ничто не соответствует действительности», – подумал Коэн и улыбнулся. Миновав бульвар, они свернули на запад. Мимо проносились автобусы, грузовики и такси. Их резко бросило влево, когда «лендровер», объехав ограничительный столб, повернул на сужавшуюся дорогу, закрытую с обеих сторон противоциклонными ограждениями.
Подталкиваемый солдатами, он поднялся по расшатанным ступенькам в какой-то офис. С прокуренного портрета на него смотрело чье-то усатое лицо. Окно с решеткой выходило во двор, где, держа руки на голове, маршировало несколько человек.
– Все кончено, – сказал он. Дохлые мухи валялись на подоконнике и на полу под окном. Некоторые, слабо жужжа, бились о стекло; одна, пролетая, коснулась его руки.
В центре комнаты стоял стол со складным стулом. Он прислонился к столу. Стол качнулся, одна из его ножек подкосилась. Он сел на стул. Все вдруг пропало. Рядом с ним, облокотившись на поручни «Петра Вяземского», стоял Исом. Глядя ему в лицо, Исом что-то говорил по-арабски, но он никак не мог понять. А может, по-русски? Чернобородый Исом, увеличиваясь в размерах, превратился в медведя, который полоснул его когтями. Исом кивнул в сторону окна.
– Иди, – он показал подбородком, – иди туда.
Коэн подошел к окну. Маршировавших охранял солдат с автоматом. Один из них на мгновение поднял голову, и в его глазах Коэн как бы понял причину смеха Исома: ужасное безразличие вселенной к чьей-то личной боли.
Скрипнула дверь. Коэн с трудом повернулся. Уже знакомый ему полковник стоял в дверях с папкой в руке, улыбаясь из-под тонких усиков.
– Ну как, тебе понравилось в гостинице?
– Я не собирался в Алжир – я приехал сюда на «пежо-403». Я хотел поехать во Францию, но у меня украли деньги. И паспорт с визой.
– С визой, которую тебе поставили в твоем маленьком сонном городишке? Que c'est triste. А твои Noces?
– Я не собирался жениться.
– Где ты взял плащ?
– У друга.
– Ты взял такую рвань, отказавшись от моей рубашки?
– Он не наставлял на меня пистолет.
– За то же, что и я тебе предлагал?
Коэн почувствовал, как вляпался ногой во что-то липкое. От подступившей дурноты он прислонился к подоконнику.
Полковник подхватил его, распахнул плащ и рубашку у него на груди, посмотрел на рану и указал на стул.
– Садись. – Он положил руки на стол. – Ну что, сдать тебя им?
– Кому?
– Притворяешься, что не понимаешь? Тогда я так и сделаю.
– Тогда мне конец, – прямо сказал Коэн.
Полковник провел своим тонким пальцем вдоль раны, затем вытер его об рубашку Коэна.
– Увы, должен разочаровать тебя, это не смертельно. Но, – улыбнулся он, – мы вынуждены отправить тебя домой.
– Как я уже сказал...
– Зачем врать мне? Я запрашивал Францию. Ты – простой матрос – их не интересуешь. Да, твой акцент – ты, говоришь, из Гренобля? Какой к черту Гренобль?! Ты из Тулона. Джо? К черту Джо. Ты – ничтожество по имени Люк Сегер, вшивый матросишко! – Полковник с отвращением покачал головой. – Может, врач отдаст должное твоей храбрости, но не велика честь. – Он задержался в дверях. – Мы возвращаем твои документы и деньги – и настаиваем, чтобы ты немедленно покинул Алжир, или ты предстанешь перед судом за нарушение режима военного порта и за попытку passage clandestin.
Затем он вызвал сутулого юношу в очках, который проворными пальцами обследовал рану и, улыбнувшись, произнес не более трех слов.
– Рана глубокая, – перевел полковник, – но он подтвердил мою убежденность в том, что она не смертельна. Тебе, наверное, окажут помощь во Франции? – Вошел солдат с какими-то бумажками. – По закону мы отправляем безбилетников в их страну. Ты немедленно отбываешь на paquebot в Марсель. – Полковник взглянул на часы. – В твоем распоряжении двадцать минут.
Солдат протянул Коэну французское удостоверение личности. В нем лежали сто– и пятидесятифранковые банкноты. Полковник подал ему ручку и желтый бланк.
– Распишись, – сказал он, – в получении своих ценностей. Поставь свое имя, месье Сегер. – Полковник улыбнулся. – Ты удивлен, что мы поймали тех, кто на тебя напал? И что у них все еще были твои документы и деньги?
Сдерживая тошноту, Коэн заскрипел зубами:
– Пожалуйста. Скажите, кто они! Они убили моих друзей... всех.
– Чушь. Забудь прошлое, стань другим человеком и тебе больше не придется их бояться. – Он улыбнулся, слегка наклонив голову. – Держись подальше от пристаней по ночам.
– Нет, я имею в виду...
– Я понимаю. – Полковник подтолкнул Коэна к двери. – Твое судно скоро отправляется.
– А Хассим?
– C'est un Arabe. Он будет отвечать по закону. – Полковник махнул рукой в сторону тюремного двора. – Тебе повезло, что ты француз и подлежишь депортации. – Солдат потянул Коэна за руку. Боль взлетела по руке к шее.
– Он же ребенок!
– Забудь о нем. И не пытайся с ним связаться. – Полковник показал на солдат. – Я приказал им стрелять, если ты вздумаешь бежать.