Огонь сильнее мрака
Шрифт:
Он вновь заперхал, болезненно кривя заросшее грязное лицо.
– Приметы, – напомнил Джон. – Как он выглядит? Нарисовать, конечно, не сможешь...
Винпер отхаркался и сплюнул.
– Не художник, уж извиняйте, – сказал он, ухмыляясь дрожащими губами. – А примет особых, пожалуй, не было. Вот только рост огромный. Патлы седые всегда носил ниже плеч, бородища кустом. Седой, заросший, высоченный хер.
– Глаза какого цвета? Зубов, может, нет? Родинки, шрамы? – допытывался Джон.
– Глаза... Не помню уже. Обычные глаза, вроде, серые. Зубья все на месте, во всяком случае, те, которые было видно. Родинок
– То есть, у него шрам на спине? – буркнул Джон. – Охренительная примета, ничего не скажешь.
– Может, он после этого и онемел, – предположила русалка. – Тяжёлое ранение ведь.
– Может, и так, – Джон устало потёр переносицу. – Больше ничего не сможешь припомнить, Винпер? Где он может скрываться, где жил раньше?
Арестант развёл тощими руками:
– Мы ж специально такие вещи в секрете держали. Вдруг одного схватят, а он остальных заложит, и пойдёт по домам облава. Одно могу сказать: была у него любовь к заброшенным домам. С раритетами всегда работал именно в таких местах, все сходки созывал где-нибудь на окраине, в старых складах или фабриках. Вроде как нравилось ему такое.
– Это я уже понял, – процедил Джон. Его разбирала досада. Визит в Маршалтон обошёлся недёшево, двух третей аванса, выданного О'Беннетом, как не бывало, да и жаль было впустую потраченного времени. Амулеты, понятное дело, пригодятся самому, но кто вернёт потерянный день?
Загремели подкованные шаги, за спиной Винпера открылась дверь. В окошко дохнуло гнилым сквозняком, Винпер поднялся со стула и, повинуясь окрику, покорно шагнул прочь из каморки. Напоследок он оглянулся и выкрикнул:
– Господа сыщики! Желаю удачи! Найдите эту сволочь, засадите надолго! Он всем...
Послышался глухой удар, Винпер захрипел и смолк. Дверь закрылась. Джон и Джил поднялись со скамеек. Больше здесь ловить было нечего.
– Пожалуйте на выход, – буднично произнёс дежурный охранник. Лязгнул засов, Джон шагнул через порог и вышел на улицу. Дождь не прекратился, даже, кажется, лил сильнее. Джил запрокинула голову, зажмурилась, слизнула с губ дождевую влагу.
– Ну что, домой? – спросила она негромко.
– Домой, домой, – прокряхтел Джон, нахлобучивая шляпу на лоб. – Прокатились ни за хрен собачий.
Джил огляделась.
– А где этот, который нас сюда вёл?
– Майор-то? – Джон тоже окинул взглядом длинный тюремный двор. – А боги дохлые его знают. Пойдём так, небось не заблудимся.
Они поплелись туда, откуда пришли. Занятый раздумьями, Джон не сразу заметил, что из-за стен доносится человеческий шум: гомон, далекие выкрики, топотанье. Вместе с Джил они добрели до углового высокого здания, за которым, как помнилось, надо было повернуть налево; повернули, обнаружили низкую арку с тоннелем; из тоннеля вышли к стене с колючей проволокой сверху. Куда идти дальше, Джон забыл. Поспорили, решили бросить жребий по-нинчунски, на пальцах. Джон выбросил "камень", у Джил вышла "вода". Заспорили ещё жарче, выясняя, что сильней. Джон считал, что камень останавливает воду,
– Что там за дела творятся? – спросила она хмуро. Словно бы ей в ответ, щёлкнул выстрел. Кто-то завопил, раздалось ещё несколько выстрелов, почти слившихся воедино. Между кирпичных стен шарахнулось эхо.
– Вот дерьмо, – сквозь зубы прошипел Джон, расстёгивая кобуру. – Пойдем поскорей.
С револьвером в руке он быстро зашагал вдоль стены – как и собирался, направо. Джил, тихо ворча горлом, поспешила вслед. Крики были слышны всё ближе и ближе. Через полсотни ре в стене открылась арка, заглянув в которую, Джон понял сразу две вещи. Первое – что верно выбрал направление, поскольку из арки были видны знакомые окованные ворота на волю. Второе – что на волю им этой дорогой не выйти.
Тюремный двор превратился в поле боя. Похоже, драка, которую пытался усмирить майор Балто, переросла в бунт, потому что арестанты вырвались на свободу, и теперь двор был заполнен оборванными, окровавленными людьми, сражавшимися с охраной. Тюремщиков было меньше, они палили в толпу, но на место тех, кто был подстрелен, лезли новые – из сорванных с петель дверей, из окон с выломанными решетками. Заключённые орали, свистели, размахивали отнятыми у охраны дубинками. На земле лежали тела, вода в лужах была красной. Джон стиснул зубы.
– Назад, – бросил он, отпрянув за угол арки. Они побежали обратно вдоль стены. Джил была впереди, Джон хотел крикнуть ей, чтобы держалась за ним, но не успел. Из бокового тоннеля, откуда они вышли, показались арестанты. Их было много – целый поток смердящих, тяжело дышащих, жадных до крови хищников. Джон стал стрелять. Трое человек упали, толпа перевалила через них и устремилась к сыщикам. Джил попятилась, скаля клыки. Арестант, замахнувшийся на неё дубинкой, обмяк и повалился грязным кулём на землю, другого она сцапала за голову и, крутанув, сломала шею, но ещё четверо схватили русалку и прижали к стене. Начали сдирать одежду. Джил завыла, принялась лягаться, щёлкать зубами – без толку, нападавшие брали числом. Джона тем временем окружили: боязливо, на всякий случай сторонясь разряженного револьвера. Бородатый, с гнилыми зубами мужик, гикнув, взмахнул палкой. Джон перехватил его руку, отобрал палку, толкнул бородача, треснул по черепу. Ткнул другого в горло, третьему попал по ребрам – слабо, на излёте. Почувствовал обжигающий удар в плечо. Отскочил, завертел головой, увидел, как падает Джил. Прыгнул к ней, споткнулся о выставленную ногу и упал сам.
Всё кругом вдруг стало прозрачным и хрупким, как сделанные из стекла часы. Как остановившиеся часы. Он видел искажённые, грубые лица над собой, занесённые дубинки, готовые опуститься ножи в руках. Видел Джил, сомкнувшую клыки на чьём-то запястье, брызги крови, застывшие в воздухе, как россыпь рубинов. Видел себя, лежащего на земле, заслонившегося рукой от удара. Видел тучи, равнодушно сеявшие дождь над Собачьим островом, видел кирпичные стены и клубки колючей проволоки. Видел это всё не своими глазами, а глазами арестантов. Потому что был у каждого из них в голове.