Огонь сильнее мрака
Шрифт:
Джил подняла голову.
– Это что? – спросила она, озираясь. – Опять перенеслись? Куда?
Джон запоздало сообразил.
– Это Разрыв, – сказал он немного виновато. – Ты его никогда не видела ночью. Ночью – вот так.
Джил запахнула рубашку, обхватила себя руками.
– Холодно, – посетовала она.
– Это ненадолго, – сказал Джон. – Потерпи немного.
Он глянул под ноги: нет ли поблизости песчаного винограда. По счастью, они стояли на чистом месте, только далеко, в сотне ре, виднелся чёрный скукоженный куст. Джон отступил на пару шагов, в смятении
– Не знаю, как это делается, – сказал он. – Но, думаю, должен знать.
– Чего делается-то?
Джон глубоко вздохнул. Парцелы взметнулись над ним, как чёрное облако.
– Здесь меня обратил Хонна, – объяснил он. – Сделал что-то такое, что я стал богом. Не уверен, что получится, но я бы хотел... Словом, сделать то же самое.
Джил выдохнула. Струйка пара рассеялась в ледяном воздухе.
– С мной? – тихо спросила она.
Джон кивнул, не сводя с неё глаз.
– Думаешь, выйдет? – её голос терялся в пустыне, словно песок впитывал звуки, как воду.
Джон покачал головой.
– Не уверен. Но, если не выйдет, буду пытаться снова и снова. Иначе мы с тобой...
Он не закончил. Джил смотрела на него в темноте. Здесь, в Разрыве, её зрачки сияли, как у кошки – такого он раньше никогда не видел. Потом она кивнула:
– Давай.
Джон отступил на шаг. Парцелы роились в воздухе.
– Может быть опасно, – начал он, но Джил перебила:
– Раньше надо было думать. Давай. Я на всё согласная. Лишь бы с тобой.
Джон помедлил, ощущая, как тёмное облако собирается над головой, кружась, как огромный смерч.
– Просто скажи, когда что-то почувствуешь, – попросил он.
Чёрная, скупо блестящая воронка ударила Джил в грудь, прошила навылет. От неожиданности девушка покачнулась, но устояла. С удивлением посмотрела на Джона. Тот нахмурился. Парцелы рекой струились между ними. Антрацитовая чернота засветилась солнечным светом; свет перетекал от Репейника к Джил, освещал её лицо, полыхал огненным потоком. Вся воля Джона сейчас превратилась в этот поток. Свет был его стремлением, его существом.
– Ничего? – спросил Джон спустя минуту. Говорить было нелегко: звук растворялся в заполненной сиянием пустоте.
Джил помотала головой.
– Давит! – с трудом выговорила она. – Стоять тяжело! Ещё долго?
Джон заскрипел зубами. Неужели ошибся? Он лихорадочно, сумбурно вспоминал: серый рассвет, бриз, умирающий бог на песке. Звук со всех сторон, прекрасные величавые узоры, вселенная, как один огромный вздох. Последние слова Хонны, его смех, его...
– Джон! – крикнула Джил – Хватит! Не могу больше, тяжко! Верни нас, верни обратно! В другой раз попробуем!
И тут ему вспомнился Найвел. Ярко, всего на миг – оборванный, полуживой, в мире своей мечты, который оказался занят другим человеком. Вспомнилось, как Джон стоял перед ним, протягивая шкатулку, требуя вернуть их с двойником назад в реальность. И шкатулка – старая, потёртая, запятнанная кровью.
Всё той же кровью, которая так мало значила для людей и так много значила для богов.
Парцелы ярко полыхали, освещая пустыню на двадцать шагов вокруг.
Руку обожгло, будто нож был раскалённым. Белое сияние вырвалось из-под кожи, смешалось с огненным вихрем, понеслось к Джил. Та словно вся вспыхнула, превратившись в жаркое солнце. Из недр слепящего шара донёсся крик, и в пустыне стало светло, как днём. Песок взметнулся в воздух, засверкал мириадами крошечных взрывов. Джон утонул в этом белом сиянии, но, утопая, сделал шаг вперёд, и другой, снова и снова. Нашёл Джил, неподвижно застывшую, объятую пламенем. Он обхватил её руками. Пожелал вернуться, потому что не знал, что мог сделать ещё. Что вообще мог сделать после того, что случилось.
И они вернулись.
На берегу почти рассвело: пока они были в Разрыве, ночь закончилась. Костёр догорел, угли больше не светились. Но светилось тело Джил: лицо, руки, грудь в распахнутой рубашке. Чистым белым светом, таким же, какой исходил от Джона. Репейник уложил её на расстеленный плащ, сжал ладонь, легонько встряхнул. Она заморгала и уставилась на него, дыша тяжело, как после бега.
– Ну ты даёшь, – сказала она хрипло. – Получилось хоть?
– Не знаю, – признался он. – Не уверен. Хотя есть один способ узнать.
Джил оперлась на руки, подтянулась и села.
– Что за способ-то?
Джон подобрал нож, выпавший из его ладони, когда они вернулись на остров. На клинке запеклась кровь, тёмная в синем утреннем сумраке. Джил взяла нож и посмотрела на Джона.
– Давай, – сказал он. – Неглубоко.
Пальцы русалки чуть подрагивали, но она перехватила нож остриём вниз, прижала его к коже и медленно, с нажимом провела по предплечью, по нежной внутренней стороне. Замерла, глядя, как из разреза сочится густая, искрящаяся, отливающая жемчугом влага.
Белая, как молоко.
– Есть, – тупо сказал Джон.
Джил подняла на него взгляд. Открыла и закрыла рот. Встала, постояла, держась за голову. Отошла на подгибающихся ногах к морю, наклонилась и плеснула водой в лицо. Выпрямилась, глядя вдаль, глубоко дыша – так, что ходили ходуном плечи.
Джон не торопясь приблизился и встал рядом.
– То есть я теперь богиня, значит, – сказала она неровным голосом.
– Выходит, так, – кивнул он.
Она перевела дух, прижала ладонь ко лбу.
– Ну, Джил, – пробормотала она. – Ну, дура деревенская.
Джон помедлил, затем осторожно коснулся её плеча. Она, словно не замечая, шагнула вперёд, из-под его руки, в море – как была, одетая. Зашла по бёдра в спокойную рассветную воду, ещё не потревоженную бризом. Развернулась к Джону лицом. И вдруг, что было сил зачерпнув воду руками, швырнула ему в лицо полные пригоршни брызг. Джон шатнулся назад, ошалело моргая, а она добавила – да так, что он весь стал мокрый, с головы до ног – а потом захохотала.