Огонь сильнее мрака
Шрифт:
– Опять чего-то не знаю?
Джон вздохнул, жуя. Джил вышла и принялась шумно натягивать сапоги. Репейник подчистил сковородку, бросил в раковину и залил водой. На сытый желудок действительность уже не казалась такой мрачной – вроде бы, стали меньше болеть рёбра, да и сил прибавилось. Осторожно потягиваясь, он вышел в коридор. Джил стояла, привалившись к стене, и старательно глядела в сторону. В гостиной Джон оделся в чистое, вместо испачканного плаща натянул куртку. Вернулся в прихожую. Джил скользнула по нему совершенно безразличным взглядом.
– Готова? – спросил он, бренча ключами.
– Угу.
– Пойдём.
Они спустились, взяли кэб и доехали до вокзала – в молчании. Джил все время смотрела в окно, Джон рассеянно думал, что стоило где-нибудь раздобыть оружие взамен утраченного... но где? Просить
– Приехали, – нарушила молчание Джил. – Вокзал.
На улице уже совсем стемнело. Вокзал пах дымом и креозотом, свистели маневровые паровозы, низко ревели, прощаясь с городом, поезда дальнего следования. Блестели в свете фонарей котлы, паучьими лапами ходили дышла, валил пар – такой густой, что казалось, можно набирать в ладони. Джил шла по перрону, крепко обхватив плечи руками, ежилась от гудков. В кассе Джон спросил два билета до Гларриджа. Оказалось, что поезд идет полупустой, так что мест полно. Какой желаю класс? А давайте первый, чтоб без соседей. Гулять так гулять, пока Донахью платит. Локомотив уже стоял под парами, нетерпеливо дымя короткой закопчённой трубой. Запрыгнули в дверь, отдали билеты толстому кондуктору и получили обратно – с оторванными корешками. Джил тут же ушла в купе, а Джон поинтересовался у кондуктора насчет вагона-ресторана. Повезло: оказалось, соседний, два шага пройти. А бар имеется? А как же! Спустя десять минут Джон, победно сжимая горлышко купленной бутылки, открыл дверь в купе. В этот момент пол мягко дрогнул, и станционные фонари за окном поплыли в сторону.
– Поехали, – тревожно сказала Джил. Она забралась с ногами на бархатную койку и, навалившись на столик локтями, смотрела в заоконную тьму. Джон сел рядом, отвернул крышку, поболтал бутылку.
– Поехали, – согласился он и приник к горлышку. Джил покосилась.
– А зажевать? Ничего не взял?
Джон выдохнул и покачал головой.
– У них орешки только, – объявил он и снова приложился. – К-хха... Орешки с крепким – не люблю.
Джил пригляделась к этикетке.
– Будешь? – предложил Репейник, протягивая бренди. Джил взяла, осторожно пригубила. Наморщила нос.
– Пива бы, – сказала она. Джон вздохнул, поднялся и вышел. Пока он шел через пустой вагон, тепло из желудка растеклось по всему телу. Стало лучше, намного лучше. В баре он взял две пузатых глиняных бутылочки красного эля и, покачиваясь согласно с движением поезда, вернулся в купе.
– О! – сказала Джил, увидев пиво.
– Ага, – сказал Джон. Русалка взяла бутылочку, повертела. Нахмурилась. Пробка была хитрая, с проволочной защелкой.
– Тут надо вот так, – начал было Джон, потянувшись, но Джил уже обхватила горлышко и сделала энергичное движение рукой, будто сворачивала шею петуху. Раздался треск.
– Сломала, – без сожаления произнесла Джил и отхлебнула эля. – М-м, совсем другое дело.
То, что осталось от пробки, она бросила на стол. Джон посмотрел на скрученную, лопнувшую проволоку и сделал глоток бренди. Револьвер не нужен, подумал он.
– Так что там? – спросила Джил. – За кем едем?
Джон завинтил крышку и принялся рассказывать. Начал с визита Питтена Мэллори, изобразил дородного канцлера – с подражанием голосу и ежесекундным нервным подмигиванием. Джил тихонько смеялась, отхлёбывала пиво. Джон продолжил про Министерство и про Хитчмена – как пришлось читать начальника лаборатории, как тот выкручивался и как сдался в конце концов. Джил слушала уже серьезно, кивала. Потом настала очередь портрета с запиской на обороте и дневника, найденного дома у Ширли. Перед тем, как рассказать о рухнувшей башне, Джон глотнул ещё бренди, но это не очень помогло. Джил глядела на него слабо светящимися в темноте желтыми глазами, а он, спотыкаясь через
– Ну, а потом в архиве копался, в Министерстве, – закончил он. – Узнал, что таких башен всего три. Одна – Тоунстедская, другая – в Линсе, и к третьей мы сейчас едем. В Линсе Донахью велел никого к башне не пускать. Так что наши влюблённые сейчас гонят туда же, куда и мы. Но сильно отстают.
– Бедный, – сказала Джил и коснулась его щеки.
– Да нормально, – бодро сказал Джон.
Рёбра всё ещё ныли и прекращать не собирались.
Джил открыла вторую бутылку эля – точно так же, как первую.
– Чудно' как-то, – сказала она, сделав глоток. – Найвел этот. Шкатулку украл. В бега пустился. Место на службе потерял. Башню обрушил. Людей сколько положил. Это всё – чтоб жениться?
– Вот-вот, – сказал Джон с некоторым удивлением. – Мне то же самое в голову пришло. Быстро соображаешь, молодец.
– Хоть и без учебника, – бросила Джил и сверкнула глазами, как рысь. Репейник принуждённо засмеялся.
Потом они занялись друг другом. В окно, вытягивая длинные шеи, заглядывали фонари, рисовали бегущие узоры на стенах. Матовая кожа Джил белела в сумраке. Койка была узкой и неудобной, Джон не знал, куда девать ноги, но потом Джил помогла ему, и стало легко. Они сотворили самую простую магию, подвластную любой паре на свете – магию, для которой не нужны боги и их машины. Затем тесно обнялись и уснули, и Джон увидел во сне, что нашел револьвер.
***
Причал для дирижаблей был устроен на окраине Гларриджа, по соседству с уродливыми кирпичными громадами мануфактур. На причале не было ничего средних размеров – только огромное и маленькое. Китовая туша воздушного корабля, невероятных размеров ангар, похожий на великанский дом, бездонная масса бледно-синего неба – и рядом крошечные человеческие фигурки. Поле, устланное зелёной стриженой травой, раскинулось до самого горизонта. Траву бороздили пересекающиеся под строгими углами бетонные дорожки. Над полем возвышались три решетчатые причальные мачты: две по краям пустовали, а у той, что посередине, ждала «Гордость Энландрии», пассажирский дирижабль на сто человек. Вместе с билетами – пятнадцать форинов каждый – Джону вручили рекламную брошюрку. Вышагивая по дорожке, Репейник изучал гравюры, изображавшие «Гордость Энландрии»: в небе, в ангаре, у мачты, на стапелях во время сборки... «Двести восемьдесят ре в длину, пятьдесят ре в обхвате, комфортабельная гондола, трехцилиндровая Машина – вот каков самый мощный Дирижабль нашей Великой страны! К услугам господ Пассажиров ресторан с традиционной кухней и салон с Роялем. Насладиться живописными Видами во время полета позволят галереи с наклонными окнами. Имеется несгораемая комната для Курения. За полетом следит капитан, штурман и двое пилотов, один из коих держит курс, другой же следит за высотою машины. Летайте дирижаблями Бритта и Компании!»
– А еще эта махина надута водородом, – проворчал Джон. «Одна искра – и все загорится, – подумал он. – Взорвёмся к богам свинячьим. Но этого, конечно, в проспекте не напишут».
– Горючим воздухом? – Джил шла рядом, во все глаза рассматривая надвигавшийся дирижабль.
– Водородом, – повторил Джон наставительно.
– Ну да. Так и сказала.
Джон вздохнул.
– Не боишься лететь?
– Не, – убежденно тряхнула головой Джил, – Было бы опасно – никто б не летал.
Джон промолчал. Серое ребристое брюхо дирижабля громоздилось над головой, закрывая полнеба. Гондола висела у самой земли, люди поднимались по трапу и показывали билеты стюарду, затянутому в тёмную ливрею с золотыми пуговицами. Дело продвигалось небыстро, перед трапом выстроилась длинная очередь. Джон, чтобы скоротать время, решил последовать примеру Джил и стал всё вокруг разглядывать. Из корпуса дирижабля выступал застекленный фонарь рубки, и было хорошо видно, как внутри капитан в чёрном кителе и чёрной фуражке, улыбаясь в бороду, что-то говорит женщине, также одетой в лётную форму – не то штурману, не то пилоту. Женщина в ответ хмурилась, качала головой, отвечала коротко. Видимо, все-таки штурман, решил Джон: пилотам надо управляться со штурвалами, стоять вахту – тяжёлая работа, мужская.