Ограбить Императора

Сухов Евгений Евгеньевич

– Вы совершенно правы, у вас не должно быть повода для беспокойства.

– Вы, швейцарцы, известны не только своей пунктуальностью, но еще и крепостью своих банков.

Быстрым шагом они спустились на первый этаж, где их поджидали два студента. Перехватив удивленный взгляд Евгения Фаберже, посол поспешно пояснил:

– Это швейцарские студенты. Они помогут мне перетащить вещи.

– Это как вам будет угодно, господин посол, – с некоторым облегчением произнес Евгений.

По мраморным лестницам спустились на девятиметровую глубину, где размещался бронированный сейф, выкрашенный

в светло-зеленый цвет. Он практически сливался со стенами, и только колесо, торчавшее в центре двери, указывало на его наличие.

– Евгений Карлович, – шагнул вперед охранник.

– Все в порядке, Герасим, – отмахнулся Фаберже. – Я отключил сигнализацию. Сейчас господин посол вынесет свои вещи, а потом закроет дверь.

– Хорошо, Евгений Карлович. Я вам говорил, что у моей супруги сегодня день рождения, обещал подойти пораньше…

– Да, да, я помню. Вот разберемся с этим делом, а потом можешь идти. Я пришлю замену.

Евгений Фаберже уверенно взялся за колесо на двери: повернул сначала по часовой стрелке, потом, утопив его в глубине металла, крутанул в противоположную сторону. В толщине двери, открывшись, щелкнул язычок кодового замка.

– Доставайте ключи, – повернулся он к послу.

– Да, конечно. – Эдвард Одье вытащил ключи и вставил их в замочную скважину. Замок мелодично отворился.

– У вас так хорошо получается, словно вы всю жизнь провели в хранилище, – улыбнулся Евгений.

– Я же из Цюриха, а у нас каждый швейцарец немного банкир.

– Тогда я спокоен. Как говорится, не забудьте закрыть за собой дверь. Если у вас возникнут какие-то вопросы, я буду в своем кабинете.

– Хорошо, господин Фаберже.

Евгений Карлович быстро поднялся по лестнице и скрылся в коридоре. Бронированный сейф вспыхнул ярким светом, осветив замкнутое пространство. Вдоль металлических стен стояли большие чемоданы, громоздкие ящики с документами.

– Вытаскивайте чемоданы, ящики – и в машину! – поторопил Эдвард Одье, повернувшись к застывшим студентам.

– Все?

– Это на полчаса работы, – ответил посол. – Я вам помогу. У входа стоит грузовик, загружайте в него.

– Все понятно. Берем вот этот, – сказал брюнет, показав на верхний ящик, стоявший у самого входа.

Дружно подхватили с обеих сторон запечатанный ящик и понесли к выходу. Эдвард Одье поднял чемодан.

– Господин Одье, мне нужно предупредить господина Фаберже, что вы собираетесь перенести его чемоданы, – произнес охранник.

– Послушайте, вы бы лучше занялись своим делом, я отвечаю за все, что находится в этом доме. В том числе, и за чемоданы. Кстати, в том числе и за вас. Вы меня хорошо поняли?

– Понял, господин посол.

– Вот и прекрасно! Так что не будем понапрасну тревожить господина Фаберже. У него сейчас и без этого полно хлопот. Ну, чего стоите? – прикрикнул Одье на спустившегося секретаря. – Возьмите вот этот небольшой чемодан и несите в грузовик. Ваша комплекция вполне это позволяет.

– Можно попросить слуг, – неожиданно воспротивился секретарь.

– Давайте не будем привлекать посторонних лиц. Чем меньше людей будут знать о перевозке документов, тем лучше.

– Все понял. – Подняв один из чемоданов, секретарь невольно хмыкнул. –

Пожалуй, таким тяжелым может быть только золото.

Прижимая чемодан к объемному животу, он осторожно поднимался по ступеням и вдруг подумал, что будет весьма потешно, если он расколотит чемодан с драгоценностями прямо на ступеньках здания.

Переговорив с Большаковым, Прокопий подогнал автомобиль к зданию, стоявшему напротив «Товарищества Фаберже», и поднялся на второй этаж, где находилась оперативная квартира. Полгода назад в ней размещался стоматологический кабинет и квартира. Хозяина вместе с домочадцами выселили, как только ЧК стала интересоваться «Товариществом Фаберже». Через большие окна квартиры было видно, как к парадному входу «Товарищества» подъехал грузовик с посольскими номерами, а еще через полчаса двое молодых людей приволокли к машине объемный ящик. Открыв борт грузовика, они установили его на деревянное дно. Даже через улицу можно было слышать шарканье, когда они придвинули его к самой кабине. Водитель, выйдя из машины, наблюдал за стараниями молодых людей, не собираясь им чем-то помочь. Он с наслаждением курил, а на его суховатом лице была такая сладость, что за глубокую затяжку ядовитого дыма он готов был отдать все сокровища мира.

Все получалось именно так, как и говорил товарищ Большаков. Трудно сказать, на какие именно рычаги он нажимал, но грузовая машина прибыла именно в назначенный час. Подняв трубку, Прокопий произнес:

– Соедините меня с товарищем Большаковым.

Через минуту раздался ровный, почти равнодушный голос заместителя ЧК:

– Слушаю.

– Подъехала грузовая машина, так, как вы и говорили.

– Хорошо, – прозвучал все тот же равнодушный голос. – Продолжай наблюдение за этой контрой. Потом доложишь.

– Есть! – отозвался Прокопий.

В революцию Прокопий Буцаев пришел значительно раньше, чем большинство его ровесников, позанимавших сейчас ключевые позиции.

Родился он в семье зажиточного казанского купца, надеявшегося, что со временем его единственный сын станет наследником значительного кожевенного производства. Все изменилось враз, когда любимая девушка уговорила его посетить марксистский кружок. Возможно, что подобное посещение впоследствии воспринималось бы им, как ничем не примечательный эпизод его жизни, который выветрился из его памяти, если б не нагрянувшие жандармы. Прокопия вместе с остальными молодыми людьми арестовали и препроводили в пересыльную тюрьму, откуда по ходатайству отца, сделавшего весьма существенное пожертвование городу, был отпущен.

Большинство его сверстников после задержания шарахались от революционных идей как черт от ладана, он же, наоборот, лишь только получил надлежащую прививку и вскоре тайно эмигрировал в Германию, где получил настоящую революционную закалку, откуда впоследствии вышел подготовленным бомбистом.

Вернулся Прокопий в Петроград сразу после Февральской революции, объявившей амнистию политическим заключенным, и вскоре примкнул к большевикам, набиравшим силу. Именно Василий Большаков, знавший Прокопия по иммиграции, позвал его в петроградскую ЧК, и Буцаев, ни секунды не сомневаясь, принял предложение.