Ох уж эти штуковины!
Шрифт:
После этого турнира сэр Алавер впервые задумался: не пора ли остепениться, жениться там или ещё что. Не вечно же на потеху почтенной публике прыгать с мечом. Не мальчик уже.
Собственно, об этом он и хотел поговорить сегодня с Его Величеством. А теперь ходить ему неведомо сколько с этим… попугаем!
– И это ещё не всё! – Его Величество повысил голос – придворные тут же замолчали. – Сэр Алавер, с радостью сообщаю вам, что вы поедете в столицу Империи – солнечную Катаранию!
По залу пронёсся шёпот: неужели?..
– Да-да, дамы и господа, – улыбнулся Его Величество, – Норфлейм примет участие в Больших Имперских Играх! Двадцать лет
Его Величество поднялся с трона, воинственно потрясая кулаком. Придворные повскакивали со своих мест. Аплодировали, кричали, смеялись.
В поднявшемся шуме никто не услышал, как попугайчик на плече сэра Алавера сказал:
– Биение сердца – сто двадцать три удара в минуту. Повышено. Дыхание – двадцать девять раз в минуту. Ускорено. Рекомендация – немедленно успокоиться. Дыхательные упражнения. Вдох…
Сэр Алавер и сам не слушал, что бормочет птица.
Большие Имперские Игры в Катарании! Любой рыцарь Норфлейма мог только мечтать попасть туда.
Любой, но не сэр Алавер.
По дороге домой он глядел в окно самоходной кареты – дорогая игрушка последней модели – и предавался мрачным размышлениям. О себе, о рыцарях Катарании, о годах, которые уходят безвозвратно, о лишних двадцати фунтах, из-за которых он уже не так прыток, о мерзкой механической птице – словом, обо всём понемногу. Ах, если б можно было не ехать на эти Игры!
…Следующие три недели стали сущим адом. Проклятый попугай будил первого рыцаря Норфлейма с первыми лучами солнца, напевая скрипучим голосом что-то о радости утра и новых свершениях. Заткнуть гадкую птицу оказалось совершенно невозможно. Если только сломать, но ломать подарок Его Величества точно не стоило.
Едва сэр Алавер собирался порадовать себя прекрасным огромным куском изумительно прожаренной жирной свинины с грибным соусом и тушенным в сметане картофелем, мерзкая птица начинала вещать о превышении нормы жиров и ещё о чём-то совсем не понятном: что-то о микролементах, сбалансированном питании, какой-то канцрагенной угрозе. Аппетит пропадал напрочь. Пить вино птица тоже мешала. Эль не одобрила. Пироги с потрохами, колбаски с салом и даже скромный омлет из восьми яиц – нет, нет и нет!
Сэр Алавер пробовал обмануть негодную птицу: велел кухарке готовить свинину, но называть её курицей и подавать как курицу, мелко порубив и смешав с тушёными овощами. Однако попугай оказался хитрее: первую порцию отверг, едва рыцарь начал обедать, а вторую разрешил, но только потому, что мясо в ней было сухим и совершенно невкусным.
Покусилась птица и на святое – дневной отдых сэра рыцаря. Ведь так приятно предаваться ничегонеделанию. Например, читать заботливо сложенные слугой на чайном столике газеты. Политику сэр Алавер лениво пролистывал, светские хроники тоже, а вот новости спорта читал с интересом: гонки на самоходных повозках – потешная идея, скачки предлагают проводить на механических конях – что за ерунда! Только на скачках сейчас и можно увидеть живых коней! Или вот: сделать шахматы частью рыцарского турнира! Сэр Алавер так смеялся, что чуть не скатился с дивана. Нет, в шахматы он играть умел, но представить себе рыцаря, гордящегося званием не мечника, не наездника, а шахматиста, не мог, как ни старался.
Птица давала ему полчаса. А потом, скрипя и ворча, как её изобретатель, гнала рыцаря
А ведь в глубине души Первому рыцарю Нормфлейма хотелось не готовиться к этим чёртовым Играм! Сам себе сэр Алавер объяснял своё нежелание просто: или он уже достаточно хорош, чтоб представлять Норфлейм хоть завтра, или пусть катятся к дьяволу!
Птица заставляла лучшего рыцаря королевства бегать по утрам, приседать, махать мечом как юнца, только мечтающего о рыцарстве, кувыркаться и отжиматься. Попугай не отставал, требуя бегать по часу на рассвете, тренироваться не менее трёх часов днём и с полчаса разминаться по вечерам.
А когда сэр Алавер проводил взглядом прелестную новенькую подавальщицу в любимой таверне, птица проскрипела в самое ухо:
– Дурную болезнь подхватишь!
Так что ко дню отъезда в Катаранию сэр Алавер сбросил семнадцать лишних фунтов, с лёгкостью взбегал на лестницу Тысячи праведников, приобрёл здоровый цвет лица и был совершенно не в духе.
В газетах, которые ему удавалось читать урывками, писали, что вся Империя готовится к нынешним Большим Играм. Не только Норфлейм, но и четыре соседних королевства возвращались к Играм после двадцатилетнего перерыва, и общественность предвкушала грандиозное шоу. Журналисты брали интервью у экспертов по рыцарскому спорту, предлагали делать ставки, публиковали ободряющие и ругательные письма публики, разогревая и без того заметный интерес.
Почему северные земли два десятка лет не допускались на Игры, сэр Алавер знал лучше многих. Северные рыцари тогда держались не лучшим образом, и Император обвинил их в том, что Кубок Доблести ушёл в соседнюю страну. Этих соседей Император год спустя захватил и Кубок вернул, но рыцарям Норфлейма, Нордалля и другим северянам на двадцать лет было запрещено появляться на Больших Играх.
Двадцать лет прошло, а он помнил тот день так, будто это было вчера. Его отца привезли с Игр в Катарании калекой. Ни лекари, ни техномаги не смогли помочь сэру Вистану – и он за какие-то два года постарел, обрюзг и тихо спился. В редкие минуты нетрезвой откровенности он доверительно шептал сыну:
– Колдуны они, эти южане… Никак честному рыцарю с южанами не справиться! Никак! Чтоб они провалились, и Катарания эта, и юга…
Так что ехать на Игры сэр Алавер совсем не хотел, ведь там придётся столкнуться с южанами. Он даже себе не признавался, что его пугала встреча с теми, кто сделал из его могучего отца жалкого хромого пьяницу.
Птица на плече то и дело советовала ему успокоиться, но сэр Алавер не слушал и даже позволил себе напиться по пути в Катаранию. Все три дня пути пил, невзирая на ворчание попугая. Четвёртый день проспал, пропустив торжественный въезд в столицу, и плохо помнил, как попал в гостиничный номер.
Утром сэр Алавер проснулся разбитым. Болела голова, ныл желудок, а из настенного зеркала на него уставился лохматый красноглазый упырь, смутно похожий на Первого рыцаря Норфлейма.
Попугай тоже был вялым, словно и у него было похмелье. Не разбудил хозяина ни свет ни заря, а в полудрёме дождался, пока рыцарь проснётся сам. Когда сэр Алавер взял его и привычно посадил на плечо, тот еле слышно пробормотал:
– Требуется подзарядка.
Вот так-так! И как его заряжать? Инструкций сэру Алаверу не давали. Раньше пичуга подзарядки не просила.