Охота на демиурга

Шнайдер Анна

– Лем?
– наконец, выдохнул Робиар, делая шаг навстречу сестре императора.
– Леми? Это... ты?

Только тут наконец все без исключения обратили внимание на то, что происходит в самом центре комнаты.

Дориана и Эдигор, обернувшись, тоже уставились на побледневшего Повелителя, замершего в двух шагах от Луламэй. Он протянул к ней руку, словно хотел и боялся коснуться девушки.

– Нет, - сказала принцесса, улыбнувшись.
– Меня зовут Луламэй, Повелитель. Я - сестра императора.

Робиар, вздохнув, резко опустил руку. Лицо его посерело, глаза,

пару минут назад загоревшиеся, потухли.

А потом он развернулся и вышел из зала через ту же дверь, в которую немногим ранее вошёл по приглашению императора.

– Отец!
– воскликнула Эмиландил и побежала за Повелителем. Следом хотели ринуться Эдигор, орк и тёмноволосый человек, избранник эльфийки, но Ленни резким жестом руки остановила всех.

– Не нужно, - покачала головой девочка.
– Они сами разберутся. Герцог, расскажите пока императору о том, что с вами случилось на обратной дороге во дворец.

Услышав это предложение, напоминающее приказ, Люк только улыбнулся - уж что-что, а некоторые манеры Ленни точно переняла от Эллейн.

Между тем эльфийская принцесса всё-таки догнала своего отца в одном из длинных коридоров замка.

Робиар стоял у окна, неподвижный и мрачный, застывший, как тёмное изваяние, и молчал.

Он так ничего и не сказал Эмиландил, пока она за ним бежала. Ни единого слова.

– Отец...
– прошептала эльфийка, подходя немного ближе. Она пыталась понять саму себя, осознать, зачем побежала за Повелителем, но не могла.

– Ты всё ещё называешь меня так, - вдруг сказал Робиар, по-прежнему застывший, как камень, не поворачивая головы.
– Зачем, Эмиландил?

Эльфийка сжала кулаки.

– Потому что ты - мой отец. Что бы ни случилось, ты всегда им будешь. Хоть ты и ненавидишь меня.

– Ненавижу?
– прошептал он, горько усмехнувшись, но Эмиландил этого не увидела.
– А ты? Разве ты не испытываешь ко мне ненависти... дочь?

Она ответила, не колеблясь ни секунды:

– Нет, отец. Не испытываю.

У Повелителя чуть дрогнули плечи.

– Разве? А мне казалось...

– Тебе казалось. Но это не так.

Они замолчали.

Робиар смотрел в окно, на императорский парк, где в зелени деревьев, на берегу пруда, ему чудились две фигуры - женская и мужская, сжимающие друг друга в объятиях. "Кажется, Аравейн наконец встретил ту, которую так долго ждал", - подумал Повелитель, не испытывая по поводу этого, впрочем, никаких чувств.

Он ничего не чувствовал... уже очень давно.

А Эмиландил улыбалась. Она смотрела на затылок своего отца и улыбалась.

– Однажды, когда мне было пять лет, ты решил прогуляться вместе со мной по нашему парку. Было, кажется, лето - я помню яркое солнышко, зелёные листья и траву, цветы и совершенно чудесный запах в воздухе. Я, наверное, даже смогла бы нарисовать этот день, если бы умела хорошо рисовать - так он отпечатался в моём сознании.

Мы шли по дорожке, ты держал меня за руку, и я чувствовала себя такой счастливой, что просто разрывалась на части. А потом вдруг я заметила в траве мёртвую птицу... маленькую, почти

птенца. Я так расстроилась, что в такой чудесный, волшебный день - и вдруг мёртвая птица. А ты взял её в руки и сказал: "Про нашу тёмную магию, Эми, рассказывают много ужасов, но помни - то, что может причинить боль или убить, может и вылечить, спасти жизнь. Наша магия - тёмная, это правда, но ничто не мешает ей при этом нести свет". А потом ты раскрыл ладони, и птичка, чирикнув, улетела прочь, живая и здоровая. Ты разогнал ей кровь и пустил сердце, теперь я понимаю. Но тогда...

Эмиландил подошла вплотную к Робиару и осторожно дотронулась кончиками пальцев до его плеча.

– Тогда это стало для меня настоящим чудом. Самым лучшим, что случилось со мной в этот день. И ты... ты был самым лучшим. И я просто не могу ненавидеть тебя, отец. Пока в моей памяти ещё есть это воспоминание... Я спрятала его очень глубоко, так глубоко, чтобы никто не мог достать. Я хранила его, потому что я верю в тот день. Верю... по-настоящему верю в своего отца. Тот день... он был в моей жизни, и он был самым лучшим.

Принцесса замолчала, но через мгновение, так и не дождавшись реакции от Робиара, продолжила:

– Это воспоминание поддерживало меня в самые трудные минуты, когда мне казалось, что ничего хорошего не было и не будет. Когда я почти ненавидела... и тебя, и своих братьев. Я знаю, ты презираешь меня, отец. Наверное, за цвет моих волос. Но я хочу, чтобы ты знал - я не испытываю к тебе ненависти.

Сначала Эмиландил показалось, что её слова впитались, как вода в песок, что они совершенно безразличны Повелителю. Но секунду спустя он вдруг развернулся к ней лицом и эльфийка даже охнуть не успела, как Робиар крепко обнял свою дочь.

– Эми, - тихо сказал он, прижимая Эмиландил к себе.

Она улыбнулась.

– Только ты называл меня так. Но это было очень давно, отец.

Повелитель погладил свою дочь по серебряным волосам, а потом чуть отстранился и заглянул ей в глаза.

– Я не знаю, сможешь ли ты простить меня, но я хочу, чтобы ты хотя бы понимала...

– А я понимаю, - прошептала Эмиландил.
– Ты очень скучаешь по ней, да?

Робиар печально улыбнулся и кивнул.

– Да, очень. Моя Леми... она была прекрасным человеком. Добрым и великодушным. Двести лет... Я живу без неё уже двести лет, точнее, пытаюсь жить. Я и хорошим отцом быть тоже... пытался. Но Виан и Тимирей унаследовали жестокость своей матери, а ты... Ты знаешь, почему я сохранил тебе жизнь, Эми? Почему я не убил тебя, как это полагалось, когда ты родилась?

Принцесса покачала головой.

– До сих пор не понимаю, почему.

– Всё просто, - Повелитель погладил свою дочь по щеке.
– Я много рассказывал Лем о наших обычаях, в том числе об этом. Она была в ужасе и взяла с меня слово, что если у меня когда-то родится ребёнок с серебряными волосами, я его не убью. Даже имя придумала - Эмиландил, оно ведь подходит как мальчику, так и девочке.

– Принцесса Луламэй... похожа на твою Лем?
– спросила эльфийка, с тревогой вглядываясь в лицо отца.