Охота на левиафана
Шрифт:
Мы все, от первого до последнего, были убеждены, что лоцман — вор, но со временем вынуждены были изменить свое мнение и очень сожалели, что обвинили его понапрасну. Спустя несколько недель, когда явилась необходимость ремонтировать лодку, мы нашли мешочек с деньгами завалившимся в глубину кормы.
15. ТРЕБУЕТСЯ ДОКТОР. НА ВОЛОС ОТ АМПУТАЦИИ
Мы шли из Мозамбикского пролива на север, чтобы попытать счастья к востоку от Мадагаскара. Капитан Дринкуотер отказался от мысли посетить в этом году остров Кергелен:
Одно он усвоил твердо — не заходить в португальские порты. Всем необходимым мы могли запастись на острове Св. Маврикия или на Бурбоне.
На этот раз мы не ошиблись. Хотя, когда говорят об охоте на китов, об Индийском океане к востоку от Мадагаскара никогда не упоминают, мы встретили там огромное количество этих чудовищных животных. Нам повезло, и «Летучее облако» было до того загружено, что его ватерлиния оказалась ниже поверхности воды.
Мы уже думали о возвращении домой и занялись укладкой добычи в трюм. Обыкновенно этим руководит второй офицер. Но капитан Дринкуотер никому не захотел доверить этого дела и взял его на себя. В парусиновом костюме он спустился в трюм. Когда было уложено уже несколько тонн, я услышал его оклик:
— Мэси, пришлите мне номер сорок два!
— Есть, — ответил я и начал искать сорок второй номер в ряду бочек.
Ветер в это время был сильный, море неспокойное, и волны гнали «Летучее облако» вперед. Пока еще неравномерно нагруженный корабль заметно клонился на бок. В ту минуту, когда я спускал вниз потребованную бочку, корабль вдруг накренился, остов его затрещал, и в трюме послышался грохот, потом крики. Я понял, что произошло несчастье, бросился к люку спросить, что произошло, и услышал отчаянный крик:
— Он ранен, опасно ранен!
— Кто? Кто ранен?
— Капитан, сударь, на него упала бочка!..
Я уже не слушал дальше. Я понял, что произошло. Одним прыжком я очутился в трюме. Матросы с усилием оттаскивали тяжелую бочку, чтобы освободить ногу капитана, сдавленную между бочкой и стенкой.
Не надо было спрашивать, что произошло. Очевидно, при резком повороте судна одна из верхних бочек скатилась на мистера Дринкуотера. Он успел уклониться, но нога его оказалась зажатой, как в тисках.
Рана была, без сомнений, тяжела. Капитан Дринкуотер был очень мужественным человеком, но нестерпимая боль и его заставила испустить стон. Страдания его были ужасны.
С величайшей предосторожностью он был перенесен в каюту. Я жил с ним дольше, чем старший офицер, поэтому и теперь по праву занял место при капитане. Но когда я раздел его, то пожалел, что эту тяжкую обязанность не исполнил кто-нибудь другой. Рана была ужасна. Нога оказалась сломанной выше колена. К счастью, колено и ступня остались целы. Можно было предположить, что кость раздроблена.
— Да, она раздроблена на тысячу кусков, — произнес капитан со стоном. — Вот чем я стал через двадцать
— О, не говорите так! — воскликнул я. — О смерти не может быть и речи. Вы поправитесь, успокойтесь!
Признаюсь, я и сам не верил своим словам. Глядя на распухшую багровую ногу, я питал мало надежд на его выздоровление. Тем более, что на борту никто не имел ни малейшего понятия о хирургии, так же, как и я. Мы были так же беспомощны, как крестьяне, окружившие на пустынной дороге какого-нибудь несчастного возчика, задавленного своим тяжелым возом. Положение капитана было даже ужаснее, потому что он был на сотни лье от всякой помощи.
Я чувствовал свое полное бессилие, старший офицер тоже не знал, что делать. Наконец, мы решили, что самое лучшее — зайти в ближайший порт. Там, по крайней мере, можно найти хирурга. Ближайший к нам порт был на острове Св. Маврикия. Перевязав, как могли, рану, мы немедленно направились к этому острову. К несчастью, даже при благоприятном ветре до него было несколько недель пути.
Мне казалось, что положение капитана ухудшается с часу на час. Стали заметны признаки воспаления. Офицеры позвали на совет наиболее опытных людей из экипажа и пришли к убеждению, что единственное средство спасти капитана — ампутировать ему ногу.
Но кто произведет операцию?
Тогда мы собрали уже весь экипаж, и я обратился к нему с вопросом:
— Ребята, не приходилось ли кому-нибудь из вас присутствовать при ампутации?
Мертвое молчание длилось несколько мгновений. Потом в задних рядах произошло движение, кружок раздался, и показалась курчавая голова.
— Я, мистер Мэси, я видел ампутацию, да!
Это был наш повар, почтенный негр из Вирджинии, которого в шутку называли «доктором».
— Я видел одну ампутацию, — продолжал он, — когда был поваром на «Свободе».
— И вы помните, как ее производили?
— Я должен ее помнить, масса. Ампутацию делал старик, старый капитан «Свободы» Гернер. Я помогал ему, да! Я подавал инструменты, да! Я перевязывал жилы, да! Да, да, я делал все это!
— И больной поправился?
— О, да, да! Это нетрудно, да!
Негр говорил с такой уверенностью, что внушил нам мысль поручить ампутацию ему. Сам капитан был того же мнения и только просил не мучить его долго. Он был убежден, что умрет, если не отнять его раздробленной ноги.
Мы решились на операцию.
Никогда в жизни я не принимал, мне кажется, на себя более тяжелой ответственности. Конечно, я не один решал это, но, по молчаливому соглашению остальных, я должен был наблюдать за операцией. Если она окажется неудачной, меня обвинят в преступлении, а если и удачной, то какое ужасное зрелище видеть мужественного моряка ковыляющим на деревянной ноге! Но выбора не было. Капитан сам не видел ничего иного и требовал ампутации.
По окончании нашего совета я вошел в его каюту вместе с «доктором» и его помощниками. Я должен был сделать усилие, чтобы овладеть собой. Мне это плохо удавалось. Мои руки дрожали, когда я вынимал инструменты.