Охота на ликвидатора
Шрифт:
— Нахал!
— Что поделать, таким родился…
— Врешь ты все! Сколько у тебя масок под этой?
Нет! Эссиль не хотела этого говорить. Оно само выскочило. Она тотчас сообразила, что именно сказала, и испуганно уставилась на Уннара.
Ну вот зачем было это говорить? Зачем? Такая замечательная получалась история… можно даже сказать, романтическая. Почти.
А ты… правды захотелось? А зачем она тебе нужна, эта самая правда? Или ты мало успела ее узнать за последнее время? Про короля, про магов, про верхушку собственной гильдии? Тебе еще и о боевых товарищах
— Так вот в чем дело, — Уннар посмотрел на нее так понимающе, что у Эссиль сердце сжалось. А потом ответил: — Много у меня масок под этой. Одна хуже другой, тебе не понравится. Если честно, я и сам не знаю, сколько их. Они, видишь ли… появляются по мере надобности. Одни стираются, из-под них тотчас лезут другие, новые… А та маска, которая сейчас… Я бы очень хотел, чтоб она стала лицом. Она мне самому нравится.
— Но ведь это всего лишь маска.
Губы, которые это произнесли, должны были промолчать. Они были как мертвые, когда произносили это. Они должны были промолчать, но не смогли этого сделать, как не может падающий в пропасть замереть в воздухе или взмыть обратно, туда, откуда сорвался.
«Зачем я это делаю? Ему, себе? Боги, помогите мне заткнуться!»
Но не так легко заткнуться захотевшему правды. Правда — это такая тварь, пострашнее любого иерарха.
«Эссиль, ты ведь девочка, а девочки должны хотеть мальчиков; хотеть правды — это какое-то извращение!»
— Да, верно, — хрипло промолвил Уннар. — Всего лишь маска. Но если никакого лица и вовсе нет… если одни маски… Я бы очень хотел быть таким, какой я сейчас. Правда. Эту маску я сделал себе сам. Меня никто не учил.
— Никакого лица… — ошеломленно пробормотала Эссиль.
— Никакого, — виновато вздохнул Уннар, разводя руками.
И Эссиль обняла его.
— Знаешь, твоему учителю здорово повезло, что он умер, — тихо сказала она. — Не знаю, что бы я с ним сделала, останься он жив.
— Он был великий мастер, — откликнулся Уннар.
— И великая сволочь.
— Наверное. Впрочем, у него тоже не было лица. Не знаю… может, он просто не считал, что это необходимо? И меня таким вырастил. А я… я придумал себе эту маску и решил… пусть она будет моим лицом, раз ничего другого нет.
— Какие вы красивые оба, — сказала Виллет.
— Идите сюда, — позвала Эссиль и обняла своих девчонок.
— Вот так — правильно, — тотчас промолвил Уннар. — Всегда хотел…
— Что ты хотел? — спросила Эссиль.
— Семью, — ответил Уннар. — Кого-то, к кому можно спиной повернуться.
— А бояться за семью не начнешь?
— Так я и хотел такую, за которую бояться не нужно. А эти… Мы же их научим? И… я помню, как предлагал убить их, чтоб не мучили. И твой ответ тоже помню. Его я никогда не забуду.
Эссиль вздохнула.
— Мы победим, правда, — проговорил он ей в шею. — Такие замечательные ребята, как мы, просто не имеют права проиграть.
Эссиль молчала.
Вот и все. И никакого объяснения в любви не было. Просто сказалось то, что должно было сказаться. Они могут быть вместе. И, наверное, им будет хорошо. И они будут понимать друг друга с полуслова, с одного жеста. А объяснения в любви не было, потому что… потому что это не любовь, наверное… Никаких тебе страстей в клочья, как это любят описывать разные менестрели, никаких прогулок под луной, слез, мечтательных стихов и прочего, что вроде бы полагается… То есть… у него всегда можно все это попросить… прогулки, стихи, слезы… И он не откажет, конечно… Вот только…
«У нас слишком неподходящее ремесло для всего этого… что у него, что у меня…»
Эссиль не знала, что сказать. Да и нужно ли что-то говорить? Кто-то рождается для сентиментальных песен и прогулок под луной, а кто-то для того, чтоб уничтожать всякую мразь. Уничтожать раз за разом, едва эта самая мразь выползет из темных углов. Уничтожать, чтобы те, рожденные для прогулок и песен, могли бродить под этой луной совершенно безопасно.
Да, наверное, это не любовь, но недаром ведь говорят, что Боги дают каждому лишь то, что ему нужно. А значит, Уннар прав, они и в самом деле победят. В конце концов, это их работа.
— Уннар, а если бы король…
— Ну?
— Если бы он остался жив? Ты смог бы… пристрелить его?
— А ты?
— Да, — с ужасом призналась Эссиль, не столько Уннару, сколько сама себе. — Король, который захотел стать жрецом… Он уже не король, ведь правда?
Элрис Морлан, старшина гильдии охотников, брезгливо поморщился, выходя из портала.
Эта вампирская магия была отвратительна. Мерзкое такое чувство, будто в крови выкупался…
Сам факт запретной магии Элриса Морлана не слишком пугал. В конце концов, резать чью-то глотку и пить кровь пришлось не ему и не его подручным. И того типа, который за бешеные деньги согласился использовать запретную магию и открыть портал, они, разумеется, тотчас ликвидировали. Не оставлять же в живых подобных мерзавцев. А тот, чьей кровью был сотворен портал, вообще был негодяй, насильник и душитель, выкупленный у городской стражи. Так что совесть Элриса Морлана и его сподвижников была чиста. Чисты были и их помыслы.
Раз уж все равно нашлась столь жуткая вещь, как этот Ключ, то пусть он пребывает в надежных руках. Только тот, кто и в самом деле представляет себе последствия использования этого артефакта, имеет право держать его при себе. А остальные… Что ж, пусть они считают, что старшина гильдии охотников сошел с ума. Что он и впрямь намерен этот Ключ использовать. Пусть все боятся. Это неплохо, когда боятся. Тот, кто боится, — слушается.
Пора уже гильдии охотников занять соответствующее место у трона. Когда в последний раз сражались маги, эта хваленая Королевская магическая коллегия? Когда шли в бой все эти генералы и адмиралы, что разгуливают по дворцу, словно у себя дома? Когда совершила свой последний великий подвиг секретная служба? А все эти вельможи? Что они вообще сделали путного, чтобы оправдать свое наличие при дворе и свое влияние на короля?