Охота на Минотавра
Шрифт:
Едва они закончили, как вдалеке за стеллажами открылась дверь и послышались шаги. К ним действительно вышла боевая старуха: худая, морщинистая, в брючном костюме, с короткой стрижкой выкрашенных в рыжий цвет редких волос. Экстравагантный персонаж! С проницательным взглядом. Молодые люди поздоровались, боевая старуха ответила кивком.
– Взгляните, Розана Викторовна, на это чудо, – кивнул искусствовед Куприянов на холсты.
– Мать моя женщина! – вырвалось у боевой старухи. – Мистификасьон! Илья Ефимович бы не одобрил. Они нашли? – кивнула она на ребят.
– Они.
– Молодцы! – похвалила старуха. – Лабиринт Минотавра. Я им за это мороженое куплю. Недорогое. Молочное.
– Мороженое мы сами купим, вы нам лучше скажите, кто этот художник – таинственный Р.О.К.?
Розана Викторовна сцепила руки на тощей груди.
– Р.О.К. Да уж. Загадка. В Вольжанске таких нет.
– Нет, – отрицательно покачал головой Куприянов.
– Значит, девятнадцатый век? – процедила она.
– Он самый, – кивнул Борис Борисович.
– В Саратове таких художников тоже нет, – продолжала рассуждать Розана Викторовна. – И в Ульяновске. Я и там и там работала. Где же его этот Мельников откопал? Р.О.К. Стоп-стоп-стоп…
Ребята и Куприянов внимательно уставились на боевую старуху. В ее блеклых от глубокой старости глазах появился живой блеск.
– Стоп-стоп-стоп, – повторила она. – Идемте.
– Куда, Розана Викторовна? – спросил Куприянов.
– Шагай, Боря.
– Дорогу переходить будем? – поморщился он, когда они покидали отдел запасников.
– Пару-тройку коридоров.
– Мне кажется, она знает, что делает, – тихонько предположила Юля.
– Точно, девочка! – не оборачиваясь, бросила искусствовед Шульц.
– Вот это слух, – прошипел Мишка.
– Не все старухи глухие, молодой человек, – отреагировала Розана Викторовна. – Мне повезло!
Они прошлись по музею и в одном из коридоров, на отшибе, остановились у пейзажа с коровами. Розана Викторовна кивнула на картину.
– Ну, Боря, видишь?
Куприянов прищурился и потянулся к холсту.
– Постойте, постойте…
– Стоим, – откликнулась боевая старуха. – Посмотри на мазок, на светотень, на примитивистский взгляд на предмет. Как у Руссо. На этих коров. Видишь?
– Ведь это Рокотов из Бирюкова. Верно?
– Верно, Боря, верно. Рокотов Одиссей Карпович.
Куприянов шлепнул себя по лбу:
– Основатель Бирюковской живописной школы! Странный тип. Как же я сразу не догадался…
– То-то и оно. Молод ты еще, Боря! – усмехнулась она.
– Это он, Р.О.К., – взглянув на молодых людей, заметил Куприянов. – Известный художник, пейзажист, портретист.
– А почему странный? – спросила Юля.
– Потому, что такие вот коленца выкидывал, как этот ваш Лабиринт Минотавра, – ответила за Куприянова старуха. – Босху пытался подражать. Ужасы всякие рисовал. Короче, чудак-человек!
– А как сложилась его судьба, Розана Викторовна? – спросил Куприянов.
– Плохо сложилась. Много странствовал по Европе, насколько я знаю. В свите какого-то богача. А в революцию сгинул. Без следа. Ходили слухи, что его расстреляла ВЧК.
– А родственники?
– Есть у него родственники, – кивнула та. – Были по крайней мере.
– И где они, Розана Викторовна?
– Внук живет в Бирюкове. Старичок совсем, но держится. Из стойких. Я с ним встречалась лет десять назад, когда инспектировала тамошний музейчик. У него дома много этюдов деда сохранилось.
Юля выступила вперед:
– А как с ним связаться, Розана Викторовна? С внуком?
– Хотите обрадовать, что нашлись фантастические работы дедушки? Его ночные кошмары?
– Разумеется, – кивнула Юля. – И задать пару вопросов тоже хотим. Я ведь историк, теперь точно буду писать курсовую по Рокотову.
– Хорошее дело, – согласилась старая искусствоведша. – Ладно, идемте ко мне, я вам адрес дам – и разбежимся. У меня дел по горло.
– И у нас, – честно призналась Юля. – Такое открытие!
– Застолбить надо, – поддержал ее Мишка.
– Да кому нужен этот бред? – снисходительно спросила Розана Викторовна. – Вот если бы вы нашли с десяток волжских этюдов Ильи Ефимовича Репина, вот тогда бы мы вам памятник поставили! Может быть. Идемте, энтузиасты!
Они взяли телефон и адрес внука художника и вернулись в зал запасников.
– Зря она так про эти работы, – кивнул Паша на картины, разложенные по полу.
– Конечно, зря, – подтвердил Куприянов. – Но она на Репине помешанная, на великом классике! Он осчастливил Вольжанск своим присутствием и прославил его картиной «Бурлаки». И вообще, Шульц предпочитает только реалистическое искусство, что тут поделаешь!
– Мы снимем этот вернисаж на телефоны, да? – спросила девушка.
Куприянов пожал плечами:
– Пожалуйста! Вот на это вы имеете полное право! Вы же – конкистадоры, первооткрыватели! Вам и карты в руки.
Юля поправила картины, чтобы они лежали ровнее. Трое ребят вытащили телефоны и защелками камерами.
– А теперь, Михаил, вам нужно вернуть картины на место. Первые три коробки. Эту оставим – хочу показать сотрудникам.
– Вы, наверное, экспозицию будете готовить? – предположила Юля. – Такое чудо открыли! Надо всем жителям Вольжанска показать.
– Особенно детям, чтобы заиками стали, – кивнул Мишка.
– Мы поднимем этот вопрос на общем совещании, – заверил ребят искусствовед Куприянов. – Кстати, надо сказать Зинаиде Ивановне, что ее племянник остер на язык. Вы с антрепризами не выступаете, юноша?
– Это я себя перед работой разогреваю, – польщенный, объяснился Мишка. – Кстати, а как насчет грамоты? Вы обещали.
– Буду ходатайствовать, – пообещал искусствовед. – А теперь за работу.
Сомов загрузил картины обратно и вновь «извозился», Паша активно помогал ему. «Вечером поцелую», – едва сдерживая улыбку, тихонько пообещала Юля, когда они на несколько секунд остались одни. Паше позвонили, и он что-то забурчал в трубку. «Я напомню», – строго ответил Мишка.